О древнейших предках А. С. Пушкина (сокращенный вариант)

История семьи Пушкиных находилась и находится в поле внимания российских генеалогов, как специалистов, так и любителей, с момента появления первых русских родословцев и до наших дней. В XV-XVIII вв.это диктовалось принадлежностью Пушкиных к древнейшим русским знатным («родословным») родам,с XIX в. — интересом к личности А. С. Пушкина. Уходящий XX в. в плане изучения семьи Пушкиных характерен с одной стороны — отдельными работами, посвященными истории всего рода[1], с другой — большим количеством изданий, построенных вокруг могучей фигуры Александра Сергеевича[2].

К сожалению, несколько поколений исследователей практически обошли вниманием вопрос древнейших корней Пушкиных и родственных им семей.

По показаниям дошедших до нас родословцев, первые поколения предков Пушкиных носили следующие имена: Ратша, Якун, Алекса, Гаврила; у Гаврилы два сына — Иван Морхиня и Акинф Великий.С внука Ивана Морхини — Григория Александровича Пушки – и началась история семьи Пушкиных и выделившихся из них Товарковых, Курчевых, Рожновых, Мусиных, Кологривовых, Поводовых, Шафериковых и Бобрищевых. От Акинфа Великого также берут свое начало многочисленные русские боярские и дворянские роды: Челядины, Хромые-Давыдовы, Бутурлины, Свибловы, Каменские, Курицыны, Замыцкие, Застолбские, Слизневы, Жулебины, Чоботовы, Чулковы и Мятлевы[3].

О происхождении семьи имеются многочисленные версии, наиболее распространенная из которых считает Ратшу современником Александра Невского и выходцем «из Немец»:

«Род Свибловых. Во дни благоверного Великаго Князя Александра Ярославича Невскаго прииде из Немец муж честен именем Ратша;

а у Ратши сын Якун, а у Якуна сын Алекса, а у Олексы сын Гаврило; а Гавриловы дети: Иван Морхиня да Акинф Великой…»[4] В других вариантах родословия в перечне потомков Ратши пропущен Якун и после Ратши следует сразу Олекса[5].

Среди современников Александра Невского действительно известен новгородец Ратишка-Ратша, упомянутый в 1255 г.[6] и в погибший 23 января 1269 г. в битве у Раковора[7]. По всей видимости, именно его имел ввиду составитель родословия.

Указание на происхождение «из немец» не свидетельствует об этнической принадлежности к немцам в сегодняшнем понимании. Так на Руси могли называть и скандинавов и вообще жителей Европы. Поэтому не все потомки Ратши воспринимали своего предка немцем. Если Бобрищевы-Пушкины полагали, что он вышел в конце XII в. из Германии в Новгород, то Мусины-Пушкины считали его выходцем из Семиградии (Трансильвании), а Пушкины — потомком прибалтийских словен, выходцем из Пруссии[8].

Составители последнего общероссийского родословного свода — «Бархатной книги» (80-е гг. XVII в.) — устранили большинство легенд об иноземном происхождении родоначальников, но для Ратши сделали исключение, сохранив информацию о его приходе»из Немец»[9].

По мнению крупного специалиста по истории русских боярских родов — С. Б. Веселовского — «… следует признать, что в именах предания о Ратше нет никаких следов его иноземного происхождения»[10].

Тот же Веселовский считал, что «в роде Ратши первые три колена не поддаются критической проверке, но с Гаврилы Алексича, жившего в сер. XIII в., все поколения могут быть фиксированы хронологически и реальность большинства лиц дальнейших колен может быть проверена и доказана»[11].

Личность Гаврилы Олексича не вызывает сомнения у исследователей. Автор «Повести о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра», написанной в 80-х гг. XIII в. и вошедшей во многие летописи, так сообщает об участии Гаврилы Олексича в битве на Неве в 1240 г.:

«Зде же явишася в полку Олександрове 6 мужь храбрых, иже мужьствоваша с ним крепко.

Един — именем Гаврило Олексичь. Съи наеха на шнек и, видев королевича мча под руку, възеха по доске, по ней же въсхожаху, и до самого корабля. И втекоша пред ним в корабль, и пакы обратившеся, свергоша его с доски с конем в Неву. Божиею милостию изыде оттоле неврежден, и пакы наеха, и бися с самем воеводою посреде полку их[12].»

«Си вся слышахом от господина своего Олександра и от инех, иже в то время обретошася в той сечи[13].»

Других сведений о Гавриле Алексиче древние источники не сохранили. В росписи, поданной в Разрядный приказ в 1687 г. сказано что Гаврила «убит в 1241 г., не старым»[14].

Таким образом, сведения родословия о приходе Ратши к Александру Невскому противоречат известиям летописи о том, что его правнук Гаврила Олексич служил тому же Александру Невскому, причем еще в начальный период деятельности князя. Чтобы разрешить эту хронологическую неувязку, П. Н. Петров отождествил Ратшу с боярином Ратшей, известном по летописям в 1146 г.[15], то есть, пренебрег биографическими сведениями родословца о Ратше.

Анахронизм сведений о Ратше и Гавриле Алексиче — не единственное противоречие источников в отношении рассматриваемой семьи. Упоминание о гибели одного из сыновей Гаврилы — Акинфа Великого — имеется в Симеоновской и Никоновской летописях под 1305 г. (см. далее). Но есть и другая информация.

Новгородская IV летопись донесла следующие сведения родословной легенды Квашниных. Приехал в 1332 г. служить в Москву киевский вельможа Родион Нестерович и привел с собой княжат, детей боярских и слуг, всего 1700 человек. Великий князь принял его с радостью и честью, дал ему не только боярство, но и старшинство среди бояр и пожаловал ему»на приезд»…»село во

область, круг реки Восходни на пятинатцати верстах» и «в вотчину пол Волока Ламского, а другая бысть половина новгородская».

Московский боярин Акинф Гаврилович не пожелал быть ниже Родиона и, не бив челом великому князю, отъехал в Тверь к князю Михаилу Ярославичу». В 6845 (1336/37) г. Акинф, мстя свою обиду, подвел тверскую рать под Переяславль… Родион был женат на дочери Акинфа.[16] Эта информация подтверждается известием одного из вариантов родословия Свибловых (то есть, потомков Ратши): «… А Гавриловы дети: Иван Морхиня да Акинф великой, и убил Окинфа Родион Несторович под Переславлем Залесским, а Акинф было подвел рать Тверскую на великаго Князя Василья.»[17] Расхождение в датах слишком велико, чтобы объяснить его обычной погрешностью или ошибкой переписчика. Кроме того, родословие Квашниных вносит принципиальное уточнение в биографию Акинфа. Рассказ летописи исключает его службу Ивану Калите, а родословец прямо указывает на таковую. Да и отъехать в 1332 г. к Михаилу Ярославичу было невозможно, так как последний умер еще в 1319 г. Практически, в каждом сообщении источников содержится какая-нибудь неувязка. Возникает вопрос: какая дата вернее? Предпочтение традиционно отдавалось летописи. Чтобы подробней разобрать ситуацию, приведем весь летописный рассказ об Акинфе.

«<Великий князь Андрей Александрович> преставяся месяца Июля въ 22 день. И бояре его, с ними же и Акинф боярин его, по животе его отъехаша в Тверь к великому князю Михаилу Ярославичю Тверскому…

ПОВЕСТЬ О УБИЕНИИ АКИНФОВЕ, БОАРИНЕ ТВЕРСКОМ. Князь велики Михайло Ярославичь Тверский и князь великий Юрьи Даниловичь Московский, спершися о великом княжении поидоша ко царю во Орду, и бысть им о том брань велика; а князь Иван Даниловичь после брата своего Юрья седяше на Москве, таже с Москвы иде в Переславль, и сяде в нем на великом княжении. И бысть ему весть тайно изо Твери, яко хотят на него изгоном прити ратью Тверичи к Переславлю; он же укрепи всех своих бояр и переславцев, и к Москве посла совокупляа рать. И прииде на него изгоном под Переславль боярин Тверьский Акинф княж Михайлов Ярославичя, внука Ярославля, правнука Всеволожа. И выиде противу его князь Иван Даниловичь, с ним же Переславьская рать единомыслено бе и крепко стоаше, к тому же приспела и Московская рать, и бишася зело крепко, и поможе Бог великому князю Ивану Даниловичю, и убиен бысть тут под Переславлем Акинф и зять его Давид, и много Тверичь избиено бысть ту; а дети Акинфовы Иван да Федор в мале убежаша в Тверь, и бысть в Твери печаль и скорбь велиа, а в Переславле веселие и радость велиа, князю же Тверскому Михаилу Ярославичюво Орде сущу. Того же лета князьМихайло Ярославичь Тверский прииде изо Орды от царя на великое княжение, и сяде на великом княжении в Володимери, и слышав бывшее о Акинфе,и оскорбися зело. Того же лета князь Михайло Ярославич, внук Ярославль, правнук Всеволож, иде ратью к Москве на великого князя Юрья Даниловичя, внука Александрова, правнука Ярославля, праправнука Всеволожа, и на братию его, и бысть им брань многа, и помале смириша.»[18]

Целое небольшое литературное произведение «Повесть об убиении Акинфове» вставлено в текст летописи и привязано к событиям междукняжеской борьбы после смерти Андрея Александровича. При этом в рассказе говорится одновременно о трех великих князьях, двое из которых еще только оспаривают великое княжение в Орде. Довольно странная ситуация.

В историографии отмечалась тенденциозная промосковская ориентация составителей Симеоновской и Никоновской летописей в освещении московско-тверского соперничества в начале XIV века[19]. Летопись проводит мысль о непрерывной принадлежности Переяславля-Залесского Московскому княжеству начиная с 1302 г. Но исследование этого вопроса В. А. Кучкиным показало, что уже в 1305 г. Москва утратила контроль над Переяславлем, который перешел под юрисдикцию великого князя владимирского[20]. Это заставляет очень осторожно подходить к рассказу летописи.

Еще одно противоречие летописной статьи 1305 г. другим источникам. Между сообщением о переходе бояр Андрея Александровича в Тверь и «Повестью об убиении Акинфове» помещено следующее известие: «Того же лета на Костроме бысть вече на боар на Давида Давидовича (Явидовича), да на Жеребца и на иных, и убиша тогда Зерна и Александра»[21]. По мнению С. Б. Веселовского, речь идет об Александре Зерне, отце Дмитрия Зерна, родоначальника известных древних родов бояр и костромских вотчинников Сабуровых и Годуновых[22].Но один из вариантов родословия Зерновых говорит о приходе их предка значительно позже 1305 г.»В лето 6838 (1329/1330) прииде из Орды к Великому Князю Ивану Даниловичу князь именем Чет, а во крещении имя ему Захария, а у Захарья сын Олександр, а у Олександра сын Дмитрей Зерно…»[23] Очевидно, что пришедший в 1330 г. не мог погибнуть в 1305 г. С. Б. Веселовский опровергает дату прихода предков Зерновых на основании все той же летописной статьи 1305 г.[24]

То есть, многие сведения летописной статьи 1305 г. входят в противоречие с другими историческими источниками. Когда же погиб Акинфий — в 1305 или в 1337 г.? Если принять за достоверную дату 1305 г. возникают следующие вопросы.

Акинф на момент гибели имел взрослых детей — вместе с ним погиб его зять, а его сыновья участвовали в походе на Переяславль. Но оба его сына были воеводами еще в 1348-1349 гг.[25], то есть их активная деятельность продолжалась чуть ли не полвека, что наблюдалось нечасто.

Родословцы свидетельствуют о браке дочери Акинфа с Родионом Нестеровичем[26] или с его сыном Иваном Квашней[27].Последний умер в 1390 г.[28] Если дочь Акинфа, как и другие его дети, была взрослой уже в 1305 г., женой человека, умершего в 1390 г. она точно не была, а матерью могла быть только при допущении долгожительства Ивана Квашни, близкого к рекордному.

Если добавить к этому большой хронологический разрыв известий о Гавриле Алексиче (1240 г.) и его сыне Акинфе (1305 г.), то получается слишком много примеров активного долголетия для одной семьи.

Кроме того, в случае правильности даты 1305 г. выясняется, что Зерновы и Квашнины в родословных легендах занизили служилый стаж своих семей, хотя заинтересованы они были в обратном. Видимо,»Повесть об убиении Акинфове» была вставлена в летопись под 1305 г. после создания родословий Зерновых и Квашниных. В противном случае, составители родословий наверняка использовали бы летописный рассказ, удревняющий историю их родов, и не возникло бы никаких противоречий.

Почему же «Повесть об убиении Акинфове» оказалась в летописи под 1305 г.? Основанием для помещения в данную статью могло быть известие об отъезде бояр умершего Андрея Александровича к Михаилу Ярославичу Тверскому — новому великому князю. Здесь речь идет, конечно, о боярах городов, непосредственно подчиненных великокняжескому столу. Мог ли Акинф после 1305 г. оказаться на службе в Москве? Если он относился к великокняжеским боярам, то его появление в Москве было естественным при переходе великого княжения в московскую семью. Это произошло уже в 1317 г., когда Михаила Ярославича сменил Юрий Данилович. В 1322-1327 гг. великими князьями были представители Твери — Дмитрий и Александр Михайловичи. То есть, следующий переход в Тверь великокняжеских бояр был в 1322 г.

В 1328 г. произошло разделение великого княжения между Иваном Даниловичем Московскими Александром Васильевичем Суздальским. Первому достались Кострома и Новгород, второму — Владимир и Нижний Новгород. В 1331/32 все великокняжеские земли объединились под властью Ивана Даниловича[29]. Обращает внимание, что последняя дата совпадает с родословной датой прихода в Москву, то есть на службу к Ивану Даниловичу, предков Квашниных. Видимо, в родословии Квашниных отложилось свидетельство о слиянии двух великокняжеских дворов в один. В этом случае выглядит вполне реальным и количество пришедших в Москву вместе с Родионом Несторовичем «княжат, детей боярских и слуг» — 1700 человек. А выдвижение лидера владимирского двора на первую позицию разбудило амбиции Акинфа, который отреагировал отъездом в Тверь. То есть, по развитию событий можно догадаться, что Акинф был старшим среди великокняжеских бояр Ивана Даниловича в 1328-1332 гг. Составитель (или редактор) Симеоновской летописи смешал два (или даже три) разных «отъезда»Акинфа Великого в Тверь в один, приурочив его к 1305 г.

Еще одной причиной помещения «Повести об убиении Акинфове» в летопись под 1305 г. могло быть указание в ее тексте на то, что нападение на Переяславль Акинф предпринял во время пребывания тверского князя в Орде, что действительно имело место в 1305 г.Но и в 1337 г.тверской князь, на этот раз Александр Михайлович, находился в Орде:»В лето 6845.Князь Александръ поеха из Пскова в Орду, а жит Александръ во Пскове 10 лет.»[30] Значит, и вторая дата из родословия Квашниных соответствует историческим обстоятельствам.

В связис помещением в статью 1305 г. сведений о гибели Акинфа, в нее же, но несколько выше было вставлено и сообщение о смерти в Костроме боярина Александра Зерна. В известии о костромских событиях упомянут некий Давид Давидович (Явидович), которого родословия идентифицируют с Давидом — зятем Акинфа Великого, погибшем вместе с ним[31]. Умерший, конечно, не мог участвовать ни в каких более поздних событиях и редактор летописного свода перенес данное известие на соответствующее место. Помещение летописцем известия о событиях в Костроме впереди «Повести об убиении Акинфове»свидетельствует в пользу идентификации Давида Давидовича с зятем Акинфа Великого. С учетом сведений родословий Зерновых и Квашниных, датировать костромское известие следует 1334/35-1336/37 г.

Учитывая вышесказанное, есть все основания больше доверять информации родословия, чем «Повести об убиении Акинфове» и другим известиям летописи, датированным 1305 г.

Но если Акинф погиб в 1337 г., его практически невозможно считать сыном Гаврилы Олексича, участника событий 1240 г. Не считали его таковым и некоторые потомки Акинфа. С. Б. Веселовский привел сведения синодика Переяславского Горицкого монастыря. В перечислениях имен предков Ивана Андреевича Чулкова (1535 г.) и Александра Упина-Слизнева самым ранним назван Гаврила[32], Алекса (Александр или Алексей) не упомянут. Имена в синодике, в отличии от родословца,- узкорелигиозное дело. В нем не имело смысла возвеличивать предков и подчеркивать древность их службы князю. Отсутствие имени Алексы в синодике свидетельствует, что Чулковы и Слизневы (потомки Акинфа Великого) своего прямого предка Гаврилу отнюдь не отождествляли с Гаврилой Алексичем.

Кем же был в действительности Гаврила — предок Пушкиных, Бутурлиных и остальных «потомков Ратши»?

Судя по исторической роли его сына Акинфа, Гаврила относился к числу самых заметных фигур служилого сословия своего времени. Поскольку Акинф активно действовал в первой трети XIV века, его отца следует искать в известиях последней трети XIII столетия среди семей, служивших великим князьям и, возможно, связанных с Новгородом. На последнее обстоятельство указывает привязывание родословия к новгородцу Ратше.

Среди крупнейших боярских родов Руси еще два клана называют своим древнейшим предком Гаврилу.

«Род Кутузовых. Гаврило пришол из Немец к Великому Князю Александру Ярославичу Невскому; а у Гаврила сын Ондрей, у Ондрея сын Прокша, а лежит в Новегороде в великом у Спаса в Нередицах; а у него сын Александр, а у Александра сын Федор Кутуз, да Григорей Горбатой, да Онанья.»[33]

«Род Бороздиных. Пришел к Москве к великому Князю Ивану Даниловичу из Воложскаго Государства Юрьи Влазинич Гаврилович; а от великаго Князя Ивана с Москвы Юрьи пришел во Тверь к Великому Князю Александру Михайловичу Храброму Тверскому. А у Юрья сын Гаврило, а у Гаврила сын Василий; а у Василья сын Иван Борозда, да Микула, и от того пошли Шишковы.»[34]

Хронологические сопоставления показывают, что не только имена, но и периоды деятельности родоначальников Кутузовых и Бороздиных совпадают с Гаврилой — предком Пушкиных. Бороздины хорошо известны как тверской боярский род[35]. Интересен факт перехода их предка из Москвы в Тверь. Дату этого перехода на основании показаний родословия определить сложно. Великим князем Александр Михайлович был в 1326-1327, тверским — в 1337-1339 гг.; с 1327 по 1337 г. укрывался в Пскове[36]. Иван Данилович великим князем был с 1328 по 1341 г. То есть, переход от «великого князя» Ивана к «великому князю» Александру Михайловичу не был возможен. Следовательно, в формулировках родословия явная неточность. Неточностью является и упоминание «Воложского государства» (Молдавии) — в начале XIV века такого государства просто не существовало[37]. Логично будет датировать приход Юрия Гавриловича в Москву не ранее 1328 г. (начало великого княжения Ивана Калиты), а переход в Тверь — не позднее 1339 г. (смерть Александра Михайловича).То есть, междукняжеские перемещения Юрия Гавриловича, весьма вероятно, синхронны переездам Акинфа Гавриловича. Вряд ли, при столь малом объеме дошедшей до нас информации, возможно такое количество случайных совпадений. Скорее Юрия Гавриловича нужно считать третьим сыном Гаврилы — предка Пушкиных.

Кутузовы подчеркивают свою связь с Новгородом. Их родословная легенда почти полностью (кроме имени родоначальника) совпадает с родословной легендой «Ратшиничей». Но, как показано выше, первым достоверным предком Пушкиных можно считать только Гаврилу. Поэтому, есть все основания допустить факт переноса потомками Ивана и Акинфа Гавриловичей биографии своего реального предка на приписываемого.В этом случае родословные легенды Пушкиных и Кутузовых совпадают почти дословно, что позволяет считать обоих Гаврил одним лицом.

Следовательно, у Гаврилы было не два сына, а четыре — Иван Морхиня, Акинф Великий, Юрий Влазынич и Андрей. Умалчивание в родословиях о нежелательных родственниках широко практиковалось. Наиболее хорошо этот вопрос освещен в исследовании одной из ветвей потомства Акинфа — дворянского клана Каменских[38].

Потомство Андрея Гавриловича вплоть до начала XV века было тесно связано с Новгородом. Сын Андрея именуется в родословце на новгородский манер: «Прокша». Похоронен он под Новгородом в Спасском монастыре на Нередице. Один из правнуков Андрея тоже носил типично новгородское имя — Ананья. Другой правнук — Федор Кутуз — имел обширные земельные владения в Волоколамском уезде[39], находившемся в «сместном» правлении великого князя и Новгородской республики.

Теперь рассмотрим фигуру Ратши, на происхождение от которого претендовали Пушкины и их родичи. Родословие сообщает только о его приходе «из Немец» при Александре Невском. В 1255 г.он выступает как сторонник Александра Невского в его соперничестве за новгородский стол с братом Ярославом.

«В лето6763.Выведоша новгородьци из Пльскова Ярослава Ярославича и посадиша его на столе, а Василья выгнаша вон. И то слышав Олександр, отец Васильев, поиде ратью к Новугороду. Идущю Олександру с многими полкы и с новоторжьци, срете и Ратишка с переветом: поступаи, княже, брат твои Ярослав побегл.»[40]

Второй раз Ратша назван летописью в числе новгородцев, погибших в январе 1269 г.при Раковоре. Причем, его имя стоит ближе к концу списка[41]. Новгородские летописцы, давая перечень участников того или иного события, соблюдали определенную последовательность, основанную на социальной иерархии, помещая сначала посадников, тысяцких, сыновей посадников, виднейших бояр и т. д.; народ попроще — в конце. То есть, Ратша не принадлежал к новгородской феодальной элите. Почему же его так стремились видеть своим предком московские боярские семьи? Разве недостаточно им было такой фигуры как Акинф Великий?

Известие 1255 г. и отношение к нему новгородского летописца позволяют видеть в Ратше (Ратишке) новгородца, состоящего на княжеской службе. Такая социальная прослойка известна в Новгороде в XI-XIII вв. под названием «огнищане». Скупые известия источников позволяют предполагать, что «новгородские огнищане XII-XIII вв.находились в городе в двойственном положении. С одной стороны они были новгородскими феодалами (…),с другой же стороны, они являлись традиционной опорой князей среди жителей города и этим выделялись среди новгородской знати.»[42] Жили огнищане вблизи княжеской резиденции[43]. Сведений о том, кто непосредственно руководил новгородцами-огнищанами, источники не донесли. В то же время в летописях имеются многочисленные упоминания о княжеских наместниках в Новгороде[44], роль которых не совсем ясна. Официальными наместниками великих князей в Новгороде были их близкие родственники — сыновья, братья и т. д. Но в междукняжеские периоды лидеры огнищан оставались единственными представителями великокняжеской власти, по сути — наместниками. Значительной могла быть их роль и во время княжения малолетних князей. Поэтому летописи вполне могли именно огнищанских начальников именовать «наместниками». Значимость этой должности подчеркивается тем, что ее занимали даже представители княжеских семей. Кроме Айгуста во Пскове, летописи указывают на Федора Ржевского, наместника Юрия Даниловича Московского в Новгороде в 1314-1315/16 гг.[45] Не таким ли княжеским представителем-наместником был в Новгороде Ратша?

Под 6778 (1269/70) годом летопись сообщает об изгнании из Новгорода великого князя, «а заутра побежаша к князю на Городище тысячскои Ратибор и Гаврила Кыяниновиць а инии приятели его. И взяша домы их на грабление и хоромы разнесоша»[46]. Примирение новгородцев с князем состоялось после того, как «князь же присла на вече Святослава и Ондрея Воротиславьлица с поклоном»[47]. К зиме князь Ярослав ушел во Владимир, «а в Новгороде остави Андреа Воротиславица, а плесковицемъ да князя Аигуста»[48]. Тысяцкий Ратибор, безусловно, представитель части новгородского боярства, дружественной князю Ярославу. Гаврила же, учитывая его прозвище, явно постороннее для Новгорода лицо. Коль скоро, для успокоения новгородцев князь привлек некоего Андрея Воротиславича и его же оставил своим представителем, логично предположить, что на этой же должности находился и Гаврила. И что именно Гаврила вызвал мятеж новгородцев, прекратившийся с его устранением.

Какую-же роль играли в Новгороде Гаврила Кыянинович и его преемник? Поскольку летопись ставит Андрея Воротиславича и Айгуста в один ряд, очевидно, что предназначенные им службы, если не идентичны, то очень близки. Послами с разовыми поручениями они не были. На это указывают формулировки летописи. Андрея Ярослав Ярославич новгородцам «остави(л)», а Айгуста псковичам «да(л)». Такие выражения свидетельствуют о достаточно долговременных полномочиях данных великокняжеских представителей. Поскольку во Пскове с 1266 по 1299 г.княжил литовский князь Довмонт, наместником великого князя, в прямом значении этого слова, Айгуст быть не мог. Остается роль руководителя великокняжеских слуг, постоянно проживавших в Пскове. Естественно предположить, что Андрей Воротиславич оставлен в Новгороде с такой-же целью, то есть, возглавлять огнищан. На первый взгляд, данное толкование событий несколько умозрительно, но ряд соображений позволяют подтвердить его.

Имя Воротислав имеет в древнерусском языке форму «Вратислав» (сравните: Володимир-Владимир, Володислав-Владислав). Для новгородского диалекта характерно было «проглатывание» концовок имен и введение окончания «-ша» (Гавриил-Гавша, Михаил-Миша). Новгородский вариант имени Вратислав — «Вратша». Исчезновение начального звука «в-» (или начального слога «во-«) также наблюдается в русском языке: в XVI веке новгородская улица Воздвиженская именуется в документах «Здвиженской»[49], новгородские помещики XV-XVI вв. Всеславины[50] с течением времени стали писаться Сеславиными, древний город Возвягль[51] на современной карте — Звяголь. То есть, «Ратша» и «Воротислав» вполне могут быть разными формами имени одного человека. А Андрей Воротиславич может рассматриваться как сын Ратши, унаследовавший его службу, что было характерно для домонгольского периода Руси[52].

События можно реконструировать следующим образом. Во время соперничества за Новгород в 1255 г. между Александром Невским и его братом Ярославом, Ратша – лидер новгородских княжих людей (огнищан) — поддержал Александра. После смерти Ратши 23 января 1269 г., Ярослав, ставший к тому времени великим князем, решил устранить от должности представителя семьи, проявившей к нему нелояльность, и назначил на место Ратши «кыяниновича» (киевлянина) Гаврилу. Это вызвало мятеж (огнищан?), закончившийся восстановлением в служилых правах семьи Ратши.

Фигура Гаврилы Кыяниновича идеально соответствует Гавриле — предку Пушкиных, Кутузовых, Бороздиных и т. д. Время деятельности — последняя треть XIII века. Боярин великого князя, претендовавший на определенное положение в Новгороде. Ярослав Ярославич, назначивший Гаврилу в Новгород, был родоначальником тверской ветви Рюриковичей, которой многие потомки Гаврилы служили в XIV-XV вв.

Указание на связь с Киевом вовсе не означает недавнюю службу этой семьи князьям Владимиро-Суздальской Руси. В середине XIII века Киев управлялся потомками Всеволода Большое Гнездо через наместников, один из которых назван по имени в Ипатьевской летописи под 1250 г. — «… обдержащоу Кыевъ Ярославоу бояриномъ своимъ Еиковичемь Дмитром»[53]. Поскольку Дмитр назван боярином Ярослава Всеволодовича, умершего еще в 1246 г., очевидно, что известие о нем помещено в летописи не на месте. Киев в конце XIII века вышел из-под контроля князей северо-восточной Руси, что должно было заставить их сторонников перебираться во владимирские земли.

Учитывая вышесказанное, есть все основания считать предком Пушкиных с сородичами, а также Кутузовых и Бороздиных, Гаврилу Кыяниновича, представителя древней боярской семьи, служившей князьям северо-восточной Руси в середине XIII в Киеве. Во Владимирскую Русь Гаврила переехал, согласно родословиям, еще при жизни Александра Невского, то есть до 1263 г. В 1263 г. перешел на службу к новому великому князю Ярославу Ярославичу, который попытался поставить его своим наместником в Новгороде, но на этой должности Гаврила продержался всего несколько месяцев. Дальнейшая его судьба неизвестна, но учитывая биографии его сыновей Акинфа и Юрия, можно предположить, что он переходил вместе с другими великокняжескими боярами последовательно на службу к очередному великому князю: в 1272 — к Василию Ярославичу Костромскому, в 1276 — к Дмитрию Александровичу и т. д.

Одной ветви потомков Гаврилы Кыяниновича удалось закрепиться в Новгороде, о чем свидетельствует родословие Кутузовых. Владения в начале XV века вотчинами в «сместном» новгородско-московском Волоколамске Федора Кутуза, подчеркивают принадлежность последнего к группе великокняжеских слуг в Новгороде. Следовательно, Гаврила Кыянинович мог быть не единственным представителем своей семьи, руководившим новгородцами-огнищанами или другими княжескими людьми в Новгороде. В 1375 г. упомянут наместник великого князя в Новгороде Иван Прокшинич[54], хронологически хорошо вписывающийся в родословие Кутузовых в качестве сына Прокши Андреевича.

Потомки Гаврилы Кыяниновича, стремясь повторить краткосрочное служебное достижение своего предка в Новгороде, могли подкреплять свои претензии декларированием родства (действительного или мнимого) с семьей все того же Ратши. В этом случае, в начальном варианте родословной легенды могла появиться формулировка «из рода Ратши», встречающаяся в родословиях и не обязательно означающая прямое происхождение. Например, потомков Акинфа Великого родословцы часто называют «род Свибловых»[55], хотя у Федора Андреевича Свибла (правнука Акинфа Великого) был только один бездетный сын Семен[56] и никто больше из этой семьи Свибловым не именовался.

Таким образом, носители имен в начальной части родословия Пушкиных, хоть и не вписываются в родословие, но и не являются плодом фантазии. Существование этих лиц подтверждаются другими источниками. В родословии же они выполняют вполне определенную роль. Ратша — лицо, которое заменил на должности Гаврила Кыянинович и на наследственную службу которого претендовали потомки Гаврилы. Алекса появился в родословии благодаря желанию возвысить своего Гаврилу, чья роль в летописи довольно невзрачна, путем отождествления с героем Невской битвы Гаврилой Алексичем. Остается невыясненной личность Якуна, чье имя также вписано в перечень прямых предков Пушкиных. Вряд ли оно было вставлено в родословие только для счета поколений. Возможно, Якун – имя настоящего отца Гаврилы, переместившееся со своего места в результате включения в родословие Алексы. Но, почему оно не сохранилось в родословии Кутузовых и не упомянуто в синодиках потомков Акинфа? Скорее нужно, как и в случаях с Ратшей и Олексой, видеть в нем какой-нибудь символ, подчеркивающий древность и значимость рода.

В северо-восточной Руси была еще одна боярская семья, происходящая из Киева. Это уже упоминавшиеся выше Квашнины. Согласно одному варианту родословия, их предки пришли из Литвы, согласно другому — из Киева.

«Род Квашниных. К Великому Князю Ивану Даниловичу пришол из Литвы Нестер Рябец, а у него сын Родивон, а у Родивона сын Иван Квашня…»[57]

«Род Квашниных и Самариных и Дудиных и Розладиных и Поярковых. Из Киева пришел Родион Несторович;а у Родиона сын Иван Квашня…»[58]

Противоречия междуЛитвой и Киевом в данном случае нет – Киев с начала XIV века входил в состав Великого княжества Литовского, вся территория которого воспринималась на Руси как Литва.

Как рассматривалось выше, Родион Нестерович был лидером великокняжеских бояр Александра Васильевича Суздальского. То есть бояр Владимира, Городца и Нижнего Новгорода в 1328-1332 гг. После слияния обоих частей великого княжества в одно, Родион получил от Ивана Калиты первое место среди бояр (видимо, великокняжеских) и «в вотчину пол Волока Ламского», что привело к отъезду Акинфа Великого в Тверь. Почему из всех бояр именно Акинфа выдвижение Родиона так обидело?

Между семьями Акинфа (Гавриловичами) и Родиона (Нестеровичами) много общего. Обе ведут свое происхождение из Киева. Обе, будучи недавно на службе, оказались в 20-х гг. XIV века на первых ролях среди великокняжеских бояр. Обе также оказались связанными с новгородскими землями – Волоколамск был новгородско-великокняжеским совладением. Все это позволяет считать Акинфа и Родиона состоящими в родстве, хотя и достаточно отдаленном.То есть, Квашнины — потомки тех же владимирских наместников в Киеве. При этом Нестеровичи были, конечно, представителями более старшей ветви, чем Гавриловичи. Кроме того, что Родион «заехал» Акинфа в 1332 г., об этом свидетельствует и то, что он при разделении великого княжения в 1328 г. остался в стольном Владимире. Гавриловичи покинули Киев еще до 1263 г. Квашнины самым древним своим предком назвали Нестера, действовавшего, судя по его сыну и внуку, в первой трети XIV века. То есть, Нестеровичи оставили Киев позже Гавриловичей. А, как показывают исследования, первыми уходят в поисках более благоприятной службы младшие родственники.

Акинф же мог считать свои права на лидерство весомее в силу более раннего начала своей службы у Ивана Даниловича или более давней службы своей семьи во владимирских землях. То есть, при слиянии двух частей великого княжения возникла ситуация, называемая позднее местническими спорами. Родовой принцип возобладал. Здесь надо сделать одно уточнение. При счете родства решающее значение имело старшинство поколений. Акинф был явно старше Родиона, который был женат на его дочери. Следовательно, в 1332 г.был еще жив Нестер, которого и показывает пришедшим к Ивану Калите один из вариантов родословия (см. выше).

Можно определить степень родства между Акинфом и Нестером. Сын последнего — Родион — был женат на дочери Акинфа; состоять в родстве со своей женой он мог, по православным канонам, не ближе четвероюродной степени. Акинф с Нестером могли быть не ближе троюродного родства, то есть у них мог быть общий прадед. Их прадед мог действовать в первой трети XIII века, незадолго до того, как Киев стал управляться наместниками из Владимирской Руси. В этот период известен боярин связанный с Киевом и Новгородом и имевший отчество «Якунович».

Новгородский летописец под 1211 г. записал: «Въ лето 6719. Приде Дмитр Якуниць из Руси, и съступися Твьрдиславъ посадничьства по своеи воли стареишю себе: тогда же даша посадничьство Дъмитру Якуничю»[59]. Случай необычный для Новгорода того периода; смена посадников осуществлялась в напряженной борьбе, доходящей до резни. И вдруг «сступися по своей воле»! На уникальность ситуации обратил внимание В. Л. Янин, объяснивший ее компромиссом между боярскими группировками Новгорода и очередностью перехода посадничества[60]. К 1214 г. Дмитр незаметно исчезает и на посадничестве опять оказывается Твердислав. В. Л. Янин предполагает, что Дмитр умер между 1211 и 1214 гг.[61]

Формулировка летописи «старейшу себе», а так же то, что отец Дмитра посадничал раньше отца Твердислава, показывают, что преимущественные права у Дмитра перед Твердиславом были наследственными. Твердислав стал посадником в 1207 г. Следовательно, с этого времени Дмитр в любой момент мог выступить претендентом. Что ему мешало целых четыре года сделать это? Очевидно, пребывание вдалеке от места событий. Поэтому, вряд ли летопись имеет ввиду Русу — ближайший пригород Новгорода. Значит, речь здесь идет о Руси, что в узком понимании означало Киевскую землю[62]. Судя по тому, что Дмитр не торопился в Новгород, пребывание в Киеве его вполне устраивало. Совсем не обязательно его краткое посадничество прервалось смертью. Он вполне мог и вернуться «в Русь».

Здесь уместно вспомнить о «Ейковиче Дмитре», наместничавшем в Киеве до 1246 г. Возможно, его необычное отчество — искаженное «Ейконович», то есть «Якунович». В таком случае напрашивается его отождествление с новгородским посадником Дмитром Якуновичем. Последний, следовательно, не умер в 1211-1214 гг., а предпочел Новгороду Киев, где играл в дальнейшем роль, видимо, близкую к той, что и Ратша в Новгороде.

Отец Дмитра — Якун – был новгородским посадникомв1167-1169 гг. К 1171 г. он незаметно для летописца исчез, по предположению В. Л. Янина — умер[63]. Но он мог и не умереть, а покинуть Новгород, что случалось довольно часто. Поскольку родословие «Ратшиничей» сохранило имя не Дмитра, а Якуна, не исключено, что семья киевских наместников именовалась «Якуновичами». В связи с этим нужно считать родоначальником киевской ветви этой новгородской семьи именно Якуна, а краткосрочное пребывание Дмитра Якуновича в Новгороде — случайным эпизодом.

Вернувшись спустя несколько поколений в Новгород, «Якуновичи» утратили, конечно, возможность бороться за посадничество в Новгороде. Но родство с новгородскими боярами никуда не делось, что позволяло князьям видеть в них лиц, подходящих для налаживания отношений с новгородцами. В пользу существования такой практики говорит упоминавшееся вышеназначение представителем великого князя во Псков князя Айгуста, где княжил литовец Довмонт. Князь Айгуст, судя по имени, тоже литовец; возможно, даже родич Довмонта.

Таким образом, источники косвенно свидетельствуют за то, что Якун из родословия Пушкиных — новгородец Якун, бывший посадником в 1167-1169 гг. и уехавший в Киев до 1171 г. Такая личность в родословии, безусловно, подчеркивала, если не знатность, то древность рода.

Все вышесказанное позволяет сделать следующие выводы.

Информация родословных легенд в отдельных конкретных случаях может оказаться более достоверной чем летописные известия.

Имена родословий, даже откровенно не вписывающиеся в них, не являются плодом голой фантазии. Они служили конкретным политическим интересам, поэтому должны были быть известны и понятны во времена составления родословий.

По мере углубления исследований сокращается количество родоначальников крупных боярских кланов. Наверняка, обнаруженное общее происхождение Пушкиных, Бороздиных, Кутузовых и Квашниных — не единственный случай родства, скрытый родословцами.

———————

1. Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В.Пушкины. Родословная роспись. Л., 1932; Веселовский С. Б. Род и предки А. С. Пушкина в истории // Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С.39-139.

2. Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1989; Русаков В. М.Рассказы о потомках А. С. Пушкина. СПб., 1992 и др.

3. Зимин А. А.Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С.161-167.

4. Родословная книга // ВОИДР. Кн.X. М., 1851. С.102.

5. Там же. С.168-169.

6. НПЛ.М., 1950. С.80.

7. Там же. С.86.

8. Веселовский С. Б. … С.42.

9. Барх. книга. Ч.1. С.309.

10. Веселовский С. Б. … С.43.

11. Там же. С.39.

12. Изборник. М., 1969. С.332.

13. Там же. С.334.

14. Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В. … С.8.

15. Петров П. Н. История родов русского дворянства. Т.1. М., 1991. С.22.

16. Веселовский С. Б. … С.264.

17. Родословная книга … С.168-169.

18. ПСРЛ. Т.10. М., 1965. С.175-176.

19. Муравьева Л. Л. Летописание Северо-Восточной Руси XIII-XV века. М., 1983. С.86; Кучкин В. А.Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М., 1984. С.130, 139.

20. Кучкин В. А. Формирование… С.136-139.

21. ПСРЛ. Т.10. С.175.

22. Веселовский С. Б. … С.166.

23. Родословная книга … С.93.

24. Веселовский С. Б. … С.167.

25. Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В. … С.8.

26. Веселовский С. Б. … С.264.

27. Там же. С.51.

28. Там же. С.266.

29. Кучкин В. А. Формирование… С.140-141.

30. Псковские летописи. Вып.1. М.-Л., 1941. С.17.

31. Модзалевский Б. Л., Муравьев М. В. … С.8.

32. Веселовский С. Б. … С.45-46.

33. Родословная книга … С.110, 261.

34. Там же. С.175.

35. Зимин А. А. … С.261.

36. Псковские летописи… С.17.

37. СИЭ. Т.9. М., 1966. С.580.

38. Булычев А. А. Потомки «мужа честна» Ратши: генеалогия дворян Каменских, Курицыных и Волковых-Курицыных. М., 1994. С.21.

39. Чернов С. З. Род Кутузовых и его землевладение на Волоке Ламском в XV-XVI вв. // Историческая генеалогия. Вып.4. Екатеринбург-Париж, 1994. С.57.

40. НПЛ. С.80.

41. Там же. С.86.

42. Носов Е. Н.Огнищане и проблема формирования новгородского боярства // История и культура древнерусского города. М., 1989. С.49.

43. Там же. С.47; Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С.151-152.

44. НПЛ. С.54, 92, 94-95, 99 и др.

45. Там же. С.94-95, 335-336.

46. Там же. С.319.

47. Там же. С.319-320.

48. Там же. С.321.

49. Писцовые книги Новгородской земли. Т.1. М., 1999. С.339, 361.

50. Новгородские писцовые книги. Т.IV. СПб., 1886. С.241, 252, 438 и др.

51. Куза А. В. Малые города Древней Руси. М., 1989. Карта «Древнерусские летописные города X-XIII вв.», № 179.

52. Погодин М. П. О наследственности древних санов в период времени от 1054 до 1240 г. // АИЮС. М., 1850. Кн.1. Отд.1. С.75-77.

53. ПСРЛ. Т.2. М., 1962. С.806.

54. НПЛ. С.373.

55. Родословная книга … С.102, 168; Барх. книга. Ч.1. С.309.

56. Барх. книга. Ч.1. С.335.

57. Родословная книга … С.92.

58. Там же. С.259.

59. НПЛ. С.52.

60. Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С.124-125.

61. Там же. С.125.

62. Кучкин В. А. «Русская земля» по летописным данным XI — первой трети XIII в. // ДГВЕ. 1992-1993. М., 1995.

63. Янин В. Л. … С.102-103.

Уральский родовед. Вып. 4. 1999. С.96-107.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *