Основная источниковая база родословий уральского крестьянства достаточно разнообразна – переписные (дозорные), именные, ужинные и умолотные, крестоприводные, вкладные монастырские, окладные книги, актовые источники. Каждый источник имеет свою специфику и несет свой набор сведений, в том числе и генеалогического характера[1].
При составлении родословий уральских семей на первом этапе необходимо изучить источники, содержащие сплошное описание различных категорий населения, по терминологии того времени – «книги». Основной объем писцового материала начала-середины XVII в. в настоящее время включен в исследовательский оборот и активно используется. Сейчас стоит задача для уточнения и углубления генеалогических построений расширить круг источников за счет актового материала, который в целом в историографии и источниковедении освещен довольно скудно, а на предмет генеалогического интереса не освещен вовсе. В частности, по поручным записям есть только небольшое исследование архангельского историка В. А. Добрыднева, только что опубликованное в последнем выпуске «Уральского родоведа»[2]. Но эта работа посвящена узкой задаче — выявлению среди уральских крестьян выходцев из Поморья.
Верхотурские, как и остальные сибирские крестьяне, получая в пользование землю и угодья, а часто и помощь со стороны властей в виде ссуды и льготы, брали на себя налоговые обязательства. Местные канцелярии фиксировали сведения о предполагаемых сборах и опираясь на них, планировали свои расходы. Естественно, уход крестьян с земли означал недополучение доходов и затруднял хозяйственную политику властей. Чтобы избежать непредвиденных недоборов налогов власти связывали крестьян системой поруки, благодаря которой в случае выбытия крестьян их обязательства перед казной несли поручившиеся за них. Условия поруки оформлялись особым документом – поручной записью.
К настоящему времени удалось изучить два комплекса поручных записей XVII в., предоставленных московскими коллегами по УИРО – Д. А. Пановым и С. В. Шаманаевым.
Первый включает в себя 35 документов с крайними датами от 21 апреля 1623 г. до 23 июля 1625 г.[3] 32 документа сохранились полностью, три имеют небольшие обрывы текста. В 30 грамотах поручителями выступают невьянские пашенные крестьяне, в трех – верхотурские пашенные крестьяне, в одной – верхотурские посадские жильцы. В одной поручной категория поручителей не названа, только над строчкой вписано: «пашенные». Речь здесь идет о верхотурских же пашенных крестьянах, так как запись была сделана на Верхотурье, а поручители обнаруживаются по другим документам среди верхотурских подгородных крестьян. Преобладание невьянских документов в этом комплексе объясняется, видимо, тем, что ближние к Верхотурью земли к тому времени были в основном распределены, и освоение новых пахотных земель в 20-е гг. XVII в. шло именно в Невьянской слободе, основанной в 1621 г.[4]
Второй комплекс, состоящий из 133 грамот и фрагментов, более поздний — самые ранние документы датированы 1633, самые поздние – 1666 годом[5]. Из них четыре несколько выделяются среди прочих. Две грамоты являются челобитными, причем одна из них от ямских охотников. Еще два документа — поручные, но не по налоговым вопросам, а по уголовным: в одном из них ручаются за тюремного сторожа, упустившего преступника, во втором – за беломестного казака, задолжавшего казне. Остальные 129 записей посвящены невьянским пашенным крестьянам.
Во всех поручных записях присутствуют пять сторон: поручители, объект поручительства, принимающий поруку, послух и писец грамоты.
Поручителями выступают практически исключительно невьянские пашенные крестьяне числом от двух до десяти. Только в трех грамотах позднего комплекса среди поручителей встретилось по одному арамашевскому крестьянину.
Объектами поручительства являются невьянские же пашенные крестьяне (в одном случае — крестьянин Богоявленского монастыря), от одного до пяти человек. В раннем комплексе большинство из них первыми садились на землю, поэтому названы прежним статусом – «гулящие люди». Встречается также определение «новопашенный». В позднем комплексе почти во всех случаях речь идет не об освоении новых земель, а о переходе пахотных участков вместе с повинностями от крестьянина к крестьянину. Естественно, называется и имя прежнего владельца – бывшего объекта поручительства.
Принимающим поруку является, естественно, власть. В подавляющем большинстве поручных она никак не обозначена. Но в четырех грамотах раннего комплекса принимающие конкретизированы – «денщику», «земскому приставу», «стрельцу» и «невьянскому пашенному крестьянину». В последнем случае в этой роли оказался тот, с кого сняли пашню, то есть, бывший объект поручительства.
Послух во всех поручных только один. При этом в качестве послуха постоянно встречаются одни и те же имена. Напрашивается вывод об ограниченности круга лиц, могущих выступать в этой роли. Большинство послухов социально не обозначены. Среди тех, чей статус назван – площадный откупщик, подьячий, церковный дьячек, житничный дьячек, пашенный крестьянин.
И последняя сторона поручных записей – писец. Писец, как и послух, в каждом документе один, имена писцов часто повторяются в близких по времени записях. Выступали в этой роли те же представители служилой мелкоты – таможенный дьячек, житничной дьячек, житничной подьячий, площадный дьячек. Поскольку в поручных отсутствуют более значительные представители власти (слободской приказчик или подьячие воеводской канцелярии), по-видимому, послух с писцом вместе и представляли в действительности закон, и их роль примерно соответствовала современному нотариусу.
Таким образом, в каждой поручной записи встречается от пяти до пятнадцати имен, в основном невьянских крестьян. Что нового дает эта информация для составления родословий? Во всевозможных переписных книгах практически все персоналии названы уменьшительными именами (Левка, Якунка, Олешка), что приводит к путанице близких по звучанию имен – Льва с Леонтием, Федора с Федотом, Алексея с Александром и т. д. В поручных все кроме писца названы полным именем – Леонтий, Яков, Алексей. Это почти исключает ошибки в именах. Писцовые книги, не говоря об окладных, умолотных и прочих, пренебрегали отчествами. В поручных у подавляющего большинства персоналий аккуратно указаны не только отчества, но и прозвища. Некоторые прозвища происходят от топонимов, не всегда соответствующих месту рождения человека. В поручных иногда встречаются и прямые указания на происхождение: «казанский переведенец», «с усть Сысолы», «родом кайгородец».
В тексте поручных встречаются также термины родства, позволяющие уточнять внутрисемейные отношения – брат, отец, тесть, дед. Изредка попадаются и сведения о женах, практически отсутствующие в писцовых материалах. Например, в 1653 г. крестьянин Анисим Васильев сын Беспаметного снял пашню с Тараса Лазарева. Кроме хозяйства, Анисим получил и жену: «Да ему же Тарасу выдать замуж за него Анисима внука своя, сына своего дочь, девица Федосьица Осипова». В 1661 г. «гулящий человек Тимофей Игнатьев сын Коробейников, родом Соли Вычегодской, снял с Максима Федорова сына Федюкина, что пахал брат ево Федор. А взял он с тою государевою десятинною пашнею у него Максима брата ево Федорову жену Марину за себя…».
Еще один вопрос: точный адрес проживания крестьян. После переписи 1624 г. вплоть до переписи 1659 г. не удалось найти ни одной, называющий деревни. Все крестьяне идут общим списком по слободе. В поручных изредка деревни упоминаются.
Писцовые материалы грешат неточностями в датах. Например, в крестоприводной книге 1645 г. встречаются лица, чье появление «в Сибири» переписная книга 1680 г. относит к более поздним годам. Поручные записи имеют точную дату составления, почти всегда соответствующую дате вступление в хозяйствование. Для новопашенных указано число льготных лет. Иногда указываются даты более ранних событий. Все это позволяет уточнить хронологию отдельных семей.
Сравнение данных поручных записей с данными писцовых книг позволяет выяснить судьбу некоторых малопонятных персонажей. В переписной книге 1624 г. у ямщика Еремки Фефилова в деревне на Мугае показаны половники – Первушка Федоров Колмогорцов от Соли Вычегоцкой, Васка Олексиев сын Бунков Устюжанин и Терешка Конанов сын Чювашев Устюжанин. «А живут все в полове, а дворов не ставливали… И воеводы их и порутчиков их, у которых дворов нет, велели тотчас сыскати и дворы им велели ставити тотчас». В чем дело? Эта компания обнаруживается годом раньше в Невьянской слободе. В июне 1623 г. Василий Иевлев сын Бунков, Первой Федоров сын Пермогорцов, Терентий Конанов сын Чувашев и Фома Степанов сын Новгородец поручились друг за друга в невьянские пашенные крестьяне. Поручные записи уточняют их прозвища и прозвания и позволяют предположить развитие событий. Коль год спустя трое из четверых связанных круговой порукой обнаруживаются за пределами Невьянской слободы и без собственных хозяйств, есть основание считать, что их четвертый товарищ сбежал, и остальные, не захотев выполнять условия поруки, попытались сделать то же.
В архивах Москвы и Санкт-Петербурга хранится большое количество поручных записей крестьян Верхотурского уезда. Даже самые предварительные выводы, основанные на изучении небольшого их количества, позволяют видеть в поручных записях огромный информационный резерв для уральской генеалогии.
[1] Подробнее см.: Мосин А. Г., Коновалов Ю. В. Источники родословий уральских крестьян // Уральская родословная книга: Крестьянские фамилии. Екатеринбург, 2000. С.313-316.
[2] Добрыднев В. А. Поручные верхотурских новопашенных крестьян 20-х – 30-х годов XVII века // Уральский родовед. Вып.6. Екатеринбург, 2002. С.74-80.
[3] РГАДА. Ф.1111. Оп.2. Д.10. Сст.1-36.
[4] РГАДА. Ф.214. Оп.1 Д.5. Л.251.
[5] РГАДА. Ф.1111. Оп.1. Д.123. Ч.1. Сст.1-228. Часть листов в деле перепутаны. Удалось соединить разобщенные фрагменты пяти поручных записей: сст.197 перед сст.210, 201 перед 204, 206 перед 198, 207 перед 211, 213 перед 208.
Материалы Второй Уральской родоведческой научно-практической конференци. Екатеринбург, 15-16 ноября 2002 г. Екатеринбург, 2004. С.19-21.