Русские летописи донесли очень мало известий о раннем периоде истории Киевской Руси. Вплоть до момента принятия христианства (988/989 г.) информация летописных сводов носит отрывочный характер, оставляя обширные «белые пятна» в хронологии, генеалогии, исторической географии языческой Руси. Предлагаемая статья – попытка расширить и уточнить имеющуюся информацию путем привлечения малоиспользуемых и косвенных источников.
КТО ОТЕЦ КНЯЗЯ СВЯТОСЛАВА?
«Повесть временных лет» (далее – ПВЛ), основной источник по раннесредневековой истории Киевской Руси, дает сведения о родственных связях первых русских князей, которые укладываются в следующую схему (см. таблицу 1)[1]. В. Н. Татищев, использовавший какие-то не дошедшие до нас источники, дополняет данные ПВЛ (см. таблицу 2)[2].
В целом данные ПВЛ и Татищева не противоречат друг другу в датах и практически не противоречат фактически. Единственное исключение – определение статуса Аскольда до его вокняжения в Киеве. ПВЛ его подчеркнуто отсекает от семьи Рюрика и вообще отказывает ему в княжеском происхождении[3]. Татищев же считает Аскольда сыном Рюрика, сводным братом Игоря[4].
Бросается в глаза явный хронологический разрыв между Игорем и Святославом, который, если верить ПВЛ, родился на 39-м году брака родителей.
Хронология всех событий русской истории конца IX – 1-й половины X в. несколько проблематична, но в целом сдвиг летописных дат от действительных не должен превышать девяти-десяти лет[5]. Единственная дата, обоснованно предложенная к большему временному переносу – рождение Святослава. О. М. Рапов, сопоставляя русские и болгарские синхронные известия, приходит к выводу, что Святослав родился в 927 г.[6], т. е. хронологические искажения не столь велики, чтобы повлиять на сдвиг в целое поколение.
Игоря ПВЛ связывает с Олегом, которого Татищев называет «вуем» (дядей по матери) Игоря[7]. Олег, в свою очередь, привязан к хронологии Византии через договоры 907 г. и 911 г.
Деятельность Ольги соотносится с Игорем только в событиях 945 г. Таким образом, между Игорем и Святославом должно быть связующее звено – недостающее поколение. Ольга – мать Святослава, – это не вызывает никаких сомнений. Но, в таком случае она не может быть женой Игоря. Судя по тому, что она без особых проблем унаследовала власть, Ольга – младшая кровная родственница Игоря (дочь или племянница).
При переходе власти от Ольги к Святославу происходит также резкий переход на славянские имена в княжеской династии. Если все первые имена, встретившиеся в княжеском доме, являются скандинавскими – Рюрик, Олег, Игорь, Аскольд, Акун, Улеб, то после Ольги явное преобладание славянских имен. Сын Ольги – Святослав. Из трех сыновей Святослава – двое с русскими именами[8], из двенадцати внуков – десять или одиннадцать (загадочный Позвизд)[9], из десяти правнуков – семь[10]. В то же время – по одному скандинавскому имени в каждом поколении. Если сравнить с другими династиями норманского происхождения, утвердившимися за пределами Скандинавии, то обнаружим, что либо имена оставались в основном традиционными, как это было в южной Италии[11], в Ирландии[12] или Нортумбрии[13], либо переход на местные имена происходил сразу – уже во втором поколении (Нормандия[14]). Объяснить резкую и необычную (в третьем-четвертом поколении) смену имен можно лишь переходом власти в Киеве от скандинавской династии к славянской.
Каково было политическое соотношение Ольги и Святослава? Если следовать ПВЛ: Ольга – регентша[15]. Непонятно ее преобладающее положение, которое подчеркивается тем, что она держала бразды правления до 964 года, когда Святославу – по ПВЛ – исполнилось 22 года (фактически гораздо больше – см.далее). Конечно, такое затянувшееся регентство возможно при малоактивном, неавторитетном наследнике, но разве таков Святослав – сокрушитель Хазарии?
Преимущественное положение Ольги просматривается и при церемонии приема императором Византии русского посольства: ее ранг явно выше, чем Святослава[16]. Были попытки объяснить это генеалогией Ольги, выводя ее из Византии через Болгарию[17]. Но, если это объясняет особенности придворных церемоний в Царьграде, то никак не объясняется ситуация с властью на Руси. Кроме того, в составе посольства был некий «анепсий» Ольги[18], по предположению Г. Г. Литаврина, один из «нети Игоревых», упомянутых в договоре с Византией 944 г.[19]. Но непонятно употребление этого термина в отношении некровного родственника. Сам Литаврин пришел к выводу, что речь идет о каком-то кузене или племяннике Ольги[20].
Объяснить все эти несоответствия можно, лишь допустив, что Ольга была не женой, а младшей кровной родственницей Игоря – дочерью или племянницей. В этом случае она вполне могла быть не регентшей при Святославе, своем сыне, а полноправной правительницей – наследницей Игоря. Тогда брак Игоря с неизвестной женщиной действительно мог состояться в самом начале Х в., а Ольга, как принадлежащая к следующему поколению, в это время только родилась.
Встает вопрос о ее муже – реальном родоначальнике «Рюриковичей». Человек этот, судя по подавляющему преобладанию славянских имен в княжеской семье уже во второй половине Х в., – славянин.
В договоре с греками 944 г. представлен, по-видимому, полный состав княжеской семьи Киева, а также список крупнейших представителей знати[21]. В этом списке всего три женских имени. Ольга, Предслава и Сфандра. Предслава – по Татищеву – жена Святослава[22] (если он родился в 927 г., то в 944 вполне мог быть женат), Сфандра – жена Улеба. Бросается в глаза наличие посла от супруги Улеба, но отсутствие представителя от него самого. В то же время Улеб сам выступает послом от некоего Володислава. Может быть, это просто тезка? Но у Татищева есть сообщение об Улебе – «брате Святослава», убитом им в 971 за приверженность христианству[23]. Т.е. в 944 г. Улеб должен фигурировать в договоре с греками, иначе придется допустить наличие в княжеской семье двух Улебов, из которых один умер до 944 г., оставив вдову Сфандру, а другой – «брат Святослава» – родился после 944-го (от кого?) и погиб в 971-м. Проще допустить, что в переговорах с греками Улеб участвовал лично и представлял там свои интересы и интересы Володислава. Историчность Улеба подтверждается скандинавскими источниками. Хронологически он соответствует Ульву, отцу Регнвальда, ярла Ладоги с 1019 г., и отца Ульва, Эйлива и Стейнкеля. Последний в 50-х гг. XI в. стал основателем новой шведской королевской династии, а Ульв и Эйлив названы ярлами Ладоги[24]. Второй Ульв соответствует Улебу, упомянутому летописью в 1032 г. в качестве воеводы новгородцев[25]. Известен и третий Улеб, посадник в Новгороде около 1100 г.[26], которого, учитывая специфичность имени и связь с северо-русским регионом, допустимо считать потомком этой семьи (хронологически он должен приходиться Улебу Регнвальдовичу внуком). Знатность этой семьи сомнений не вызывает. Ее связь с Русью тоже. Ярлство Регнвальда в Ладоге скандинавские источники обосновывают передачей Ижорской земли в вено Ингигерде[27], жене Ярослава Мудрого и родственнице Регнвальда. Были попытки обосновать родство ладожских ярлов с Ингигердой. Олоф Далин называет Ульва (отца Регнвальда) сыном Скеглар Тости – деда Ингигерды по матери[28]. Но Снорри Стурлуссон подчеркивает, что Скеглар Тости не был ни конунгом, ни ярлом, т. е. не был знатным человеком[29] и, следовательно, не мог быть родоначальником ни ладожских ярлов, ни шведских королей.
Да и скорее всего, Ингигерда не получала в вено Ладогу[30]. Регнвальд сел там как потомок местной династии, хотя, по-видимому, передача ему Ладоги было одним из условий брака Ярослава Мудрого и Ингигерды, что и позволило скандинавским историкам обьявить Ладогу брачным даром шведской принцессе, а Регнвальда – ее наместником (см. таблицу 3).
Таким образом, существование Улеба и его высокое родство подтверждается независимым источником. Но в качестве посла он вряд ли мог представлять интересы лица ниже себя рангом. Следовательно, Володислав тоже член княжеской семьи. Что, впрочем, вытекает и из его места в списке участников договора 944 г. Поскольку в составе княжеской семьи всего двое мужчин со славянскими именами, логично видеть в Володиславе не кровного родича Игоря, а мужа одной из княжен. Из трех женщин, представленных в договоре, одна (Сфандра) прямо названа женой другого лица – Улеба, другая (Предслава) носит славянское имя и, кроме того, по Татищеву, она – жена Святослава. Остается единственный вариант: Володислав – муж Ольги, отец Святослава и родоначальник всех русских князей последующих веков.
Почему же составители ПВЛ уверенно называют мужем Ольги и отцом Святослава не Володислава, а Игоря?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно учесть, какой информацией располагали составители первых русских летописных сводов. Это, во-первых, устная традиция киевских и новгородских информаторов летописца. Во-вторых, тексты договоров Руси и Византии 907 г., 911 г., 944 г.[31].
Устная традиция хранила в основном имена лиц, непосредственно являвшихся правителями в городах, где жили информаторы. О Володиславе, как лице, не связанном непосредственно с Киевом или Новгородом, скорее всего к моменту составления первого летописного свода просто не помнили. Возможна ли такая короткая память у киевлян XI века? Обращает внимание, что о деятельности каких-либо славянских князей ПВЛ вообще не сообщает. Исключение – легендарный Кий, о котором нельзя было не упомянуть говоря об основании Киева[32]. А также древлянский князь Мал, без которого, видимо, невозможно было составить связный рассказ о деятельности Игоря и Ольги. Да и все сообщения о Мале касаются лишь событий 945 г.[33]. Гораздо больше ПВЛ упомянуто князей-скандинавов: Рюрик, приглашенный из-за моря[34], Олег – его родич[35], Аскольд и Дир – «варяги, бояре Рюрика»[36], Рогволод Полоцкий, Туры Туровский[37]. Полное впечатление об отсутствии князей-славян.
Но другие источники называют несколько имен: Ходоту и его сына – князей вятичей упоминает Владимир Мономах в своих «Поучениях»[38], о Гостомысле сообщает Татищев по неизвестному источнику[39].
Если же проследить ситуацию у других славянских народов, которые раньше Руси попали в поле зрения европейских хронистов, то увидим, что славяне к Х в. имели длительную традицию наследственной княжеской власти. Константин Багрянородный говорит о сербской династии, уходящей корнями в VII в.[40]. Тогда же известны Само – князь мощного обьединения на территории нынешних Чехии, Словакии, Венгрии, противостоящего франкам и аварам[41], а также его вассал – князь лужицких сербов Дерван[42]. Известны имена славянских «архонтов» в VII в. и в регионе Фракии-Македонии[43]. А первые свидетельства о существовании славянских княжеских родов относятся еще к VI в. (Мезамир, брат Идаризия, сын Келагаста)[44]. Вряд ли Русь оставалась в стороне от общеславянских исторических процессов, да и имена русских князей конца Х – XI вв. свидетельствуют об общности славянской княжеской ономастики[45]. ПВЛ же ничего о локальных славянских династиях не сообщает.
Если сравнить генеалогические сведения, сообщаемые ПВЛ, с аналогичными известиями европейских историков, увидим, что они тоже, как правило, не знали предков монархов – своих современников дальше, чем на столетие-полтора. Григорий Турский, писавший в конце VI в., не знал достоверных предков Меровингов древнее конца V в., хотя привел достаточно много известий о франках более раннего периода, подчерпнутых у римских авторов[46]. Видукинд Корвейский – историк саксонских Людольфингов (сер. X в.) также сумел назвать предков воспеваемой им династии только на столетие в глубь времен[47]. А ведь речь в обоих случаях шла о крупнейших династиях своего времени. Практически, в обоих случаях, историки начинали сведения о династиях со времени занятия ими господствующего положения, как и в случае со Святославом.
Время составления первых русских летописных сводов (1039 г.[48]) также отстоит от даты смерти Игоря примерно на столетие (945 г.), и именно с этого момента прослеживается более-менее четко хронология, а также генеалогия правящей династии.
Скорее всего, первые летописцы не были знакомы с византийскими историками, так как их сведения о положении Святослава при Игоре резко противоречат данным Константина Багрянородного, упомянувшего о том что «Сфендослав» сидел в «Немогарде» (Новгород, Ладога?), т. е. еще до 945 г. был вполне дееспособным человеком[49]. В ПВЛ же об этом не упоминается, да и вообще Святослав был «изьят» из периода правления Игоря (родился в 942 г.)[50].
Видимо, устные предания, использованные первыми летописцами, донесли имена князей правящей линии без конкретного указания родства (о чем свидетельствует умолчание ПВЛ о характере семейной связи Рюрика с Олегом и Олега с Игорем). Кроме того, надо учесть, что, по крайней мере, до середины Х в. на Руси не употреблялись отчества. Источники не делают даже попытки назвать имена отцов Рюрика, Олега, Ольги, Рогволода Полоцкого и др. О Святославе наверняка было известно, что он – сын и преемник Ольги (внуком Ольги называется сын Святослава Владимир)[51]. Византийские же источники считали Святослава сыном Игоря. На это впервые указывает Константин Багрянородный[52], то же говорит и Лев Диакон[53], информация которого независима от Константина Багрянородного[54]. Но насколько можно доверять византийцам в этом вопросе?
Родословная культура в Византии была не на высоте. По определению Д.С.Лихачева: «Византия не знала ни родовых, ни семейных, ни личных хроник»[55]. Элита Константинополя не уходила корнями в седую древность – родоначальник Македонской династии, к которой принадлежал Константин Багрянородный, император Василий I, происходил из крестьян[56]. Генеалогические сведения, приведенные Константином в своем труде, достаточно сомнительны. Так, в главе «Родословная славного короля Гуго»(итальянского) отцом Гуго назван тосканский маркграф Адальберт, сын короля Лотаря II[57]. На самом деле Адальберт был не сыном, а зятем Лотаря, и не отцом, а отчимом Гуго[58]. Причем речь здесь идет о семье с которой Византия имела регулярные контакты и даже заключала брачные союзы (сын самого Константина Багрянородного был женат на дочери упомянутого Гуго[59]). Что же могли знать греки о тонкостях внутрисемейных связей практически неизвестного им языческого русского княжеского дома?
Видимо еще при жизни Игоря его наследником официально был Святослав, поскольку он, скорее всего, сидел в Новгороде, который в течении длительного времени являлся уделом наследника киевского княжения. Кроме того, в договоре с греками 944 г. Святослав назван вторым после Игоря, – раньше Ольги[60]. Скорее всего, Святослав был усыновлен Игорем – практика приема чужих детей в семьи широко известна для раннесредневековой Скандинавии. В понимании византийской дипломатии наследник престола – конечно же, сын. Не исключено, что русские летописцы использовали греческий вариант договора 944 г., из которого и извлекли сведения о том, что Святослав – сын Игоря, хотя и в русском варианте могло быть употреблено это словосочетание, истолкованное столетие спустя буквально.
Далее сработала простая схема: Святослав – сын Игоря и сын Ольги, – следовательно, Ольга – жена Игоря и т. д.
Обращает внимание, что имя Володислав не известно среди русских князей (кроме одного изгоя, получившего от византийцев удел на нижнем Дунае, по русским источникам он не известен, – возможно, летописи донесли только его христианское имя[61]). Но надо также учесть, что далеко не все славянские княжеские имена Х в. употреблялись в дальнейшем. Среди сыновей Владимира Святославича были Вышеслав, Станислав и Судислав[62]. Эти имена больше не встретились в княжеской среде, но все они (как и Володислав) известны в боярских семьях. Кроме того, единственный в истории Руси боярин, осмелившийся объявить себя князем (в Галиции, 1213 г.) носил имя Володислав[63]. Не был ли он потомком семьи Володислава – мужа Ольги?
Имя Владислав было популярно в польской и чешской династиях, но первый польский князь с этим именем был сыном русской княжны[64], а первый чешский – ее же внуком[65], т. е. вполне вероятно заимствование этого имени из русской княжеской семьи (см. таблицу 4).
Учитывая все вышесказанное, надо признать правомерность предположения, что Ольга – жена Володислава и младшая родственница Игоря. Брак ее был заключен около 925 г., родилась она около 905-го. Близко к этой дате, по-видимому, родился и Володислав. Брак их – результат компромисса между скандинавской и славянской знатью, о чем свидетельствует переход княжения к Святославу не смотря на наличие родственников-скандинавов (см. таблицу 5).
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВОЛОДИСЛАВА
Имя Володислава сохранилось только в тексте договора 944 г.[66]. Родился он около 905 г., умер в 944-м или 945-м, если принимать во внимание сватовство древлянского князя Мала к Ольге в 945 г.[67]. Каково же его происхождение? Где находились родовые владения родоначальника русского княжеского дома?
Прямых указаний на это, естественно, нет. Остается привлечь всю сумму косвенных данных, каковыми являются – во-первых, имена ближайших потомков Володислава, во-вторых, анализ внешнеполитической деятельности Святослава.
Известны следующие имена трех первых поколений потомков Володислава (рассматриваются только славянские имена):
Володислав;
сын: Святослав;
внуки: Ярополк и Владимир;
правнуки: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Мстислав, Станислав, Судислав, Борис, Всеволод, Святополк.
Шесть имен (Ярополк, Ярослав, Изяслав, Станислав, Судислав, Всеволод) встречались только в русской династии (лишь Ярослав появился в руянской семье в XIII в.[68]).
Пять имен (Володислав, Святослав, Владимир, Борис, Вышеслав), причем три из четырех в трех первых поколениях, сопоставимы с южно-славянским регионом: Иван-Владислав, царь Болгарии в начале XI в.[69], Ладасклав, кн. хорватов в начале IX в.[70], Борис – князь Болгарии 852 – 889 гг.[71], царь Болгарии 969 – 972 гг.[72], Вышеслав – князь Сербии в середине VIII в.[73], Владимир – князь Болгарии 889 – 893 гг.[74], князь Хлума в начале Х в., князь Зеты 1102 – 1113 гг.[75], Иван-Владимир – князь Зеты ок. 1000 – 1015 гг.[76], Яков-Святослав – деспот в Болгарии 1262 – 1275 гг.[77], Феодор-Святослав – царь Болгарии 1300 – 1321 гг.[78], Алексий-Слав – деспот в Болгарии 1208 – 1228 гг.[79].
Из них только Святослав появляется позже начала XI в.
Три имени сопоставимы с западно-славянскими: Владислав – в Польше и Чехии, – по всей вероятности, заимствовано из Руси (см. таблицу 4), Святополк – в Моравии в IX в., в Польше – в Х в., в Чехии – с конца ХI в., в Поморье – в ХII в.[80], Мстислав – (Мечислав-Мешко) – в Польше с конца Х в.[81].
Явно преобладают собственно русские и южно-славянские имена. В связи с последними заманчиво сопоставить болгарские имена с балканской политикой Святослава. Но, во-первых, не смотря на активность в болгарских делах, Святослав ни разу нигде не отмечен как родич болгарской династии. Вряд ли такой весомый аргумент не был бы использован Святославом. А во-вторых, на болгарский престол Святослав и не претендовал: расположился не в столице, а в Преславце, вопрос о низложении или смещении болгарской династии не поднимался. Странное поведение для претендента на трон[82]. Видимо, Святослав претендовал на что-то иное.
Чем же характерна политика Святослава внутри и вне страны? Отметим следующие моменты:
Первое: очень позднее появление на общерусской арене – 964 г., когда ему было уже 37 лет. До этого всеми делами заправляла Ольга, – даже ходила сама устанавливать дани в отдаленных местах[83]. Второе: последовательная языческая, антихристианская политика, дошедшая до убийства близкого родственника – «брата» Улеба[84]. Третье: непримиримая борьба со степняками – разгром Хазарского каганата в трех кампаниях, – на вятичей, на Саркел (Белую Вежу) и на Итиль[85]. Смерть от печенегов[86]. Четвертое: активная балканская политика, направленная на завоевание низовьев Дуная: «Здесь середина моей земли»[87].
Володислав и Святослав (вплоть до 964 г.) не выходили на общерусскую сцену. Объяснить это можно лишь тем, что они в этот период управляли своими родовыми землями. Где находились эти земли?
Анализ имен потомков Володислава свидетельствует об общих традициях ономастики с южнославянскими и (в меньшей степени) западнославянскими землями. Следовательно, искать родину Володислава логичнее в юго-западных районах Руси. Политика Святослава в отношении степняков свидетельствует о хорошем понимании психологии кочевников и умении вести войну в условиях степи. Следовательно, вряд ли Володислав происходил из княжества, расположенного далеко от границы со степью. Последовательное антихристианство тоже вряд ли могло иметь место в районах не знакомых с попытками христианизации. Юго-западные земли Руси – будующие Волынь и Галиция наверняка приняли к себе языческую эмиграцию конца IX в. из Болгарии[88] и Вислянского княжества[89], которая могла повлиять на настроения Святослава. Напомним, что его мать приняла христианство, но сын явно не унаследовал ее симпатий, что косвенно также свидетельствует в пользу того, что Святослав длительное время находился вне тесного контакта с матерью.
Таким образом наиболее вероятный регион родовых владений Святослава – земли к югу от Припяти и к западу от Днепра, т. е. территории древлян, волынян, хорватов (будущая Галиция), тиверцев и уличей. Причем из этих вариантов местонахождения княжества Володислава исключаются древлянские земли, где до 945 г. правили свои князья (Мал)[90], и земли уличей, которые завоевывались киевской династией еще при жизни Володислава (около 940 г.)[91]. Остается галицко-волынско-тиверский регион. Не исключено, что в середине Х в. это было одно объединение (см. далее).
В свете этого балканская политика Святослава приобретает новое обоснование. Во-первых, контроль над устьем Дуная означает для Святослава свободные речные пути с его родовых земель – по Пруту и Сирету – в Черное море. Во-вторых, не исключены претензии Святослава на низовья Дуная как на древнее наследство (действительное или декларативное) его предков. ПВЛ сохранило легенду о переносе князем Кием (что является, по-видимому, не именем, а титулом, – сравните иранские: кей, каве, ксай) своей столицы (Киевца) с Дуная на Днепр[92] (Киев – сравните скандинавское Конунгард[93]). Легенда, видимо, отражает события 602 г., когда после нападения авар анты ушли с низовьев Дуная[94]. Об определенных «законных» претензиях Святослава свидетельствует и Лев Диакон, приписывающий ему фразу: «Если же ромеи (византийцы) не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию»[95].
Сохранение сведений о столь далеких временах в ПВЛ, возможно, свидетельствует о хождении этих преданий в 60-х гг. Х в. и использовании их в качестве обоснования балканских походов Святослава. Не исключено, что Святослав считал себя потомком (или даже являлся таковым) антских князей VI-VII вв. Другая ветвь этой династии могла править в Киеве до прихода Аскольда. В таком случае князья волынян с полным основанием претендовали и на Киев и не случайно именно волынско-хорватский князь оказался во главе славянской знати в ее соперничестве со скандинавами. И последний аргумент в пользу волынского происхождения Володислава – именно здесь сделал попытку боярин Володислав стать князем в начале XIII в.
В свете вышесказанного иначе выглядит поход Владимира Святославича на волынян в 981 г.[96]. Это не внешний конфликт, а один из завершающих эпизодов княжеских усобиц, начавшихся в 977 г. убийством Люта Свенельдича[97], который был не просто одним из воевод или бояр, а членом княжеской семьи, коль скоро его отец Свенельд (в греческой транскрипции – Сфенкель) назван третьим по знатности в дружине Святослава в 971 г.[98]. Лев Диакон сообщает о его гибели в это время, что входит в противоречие с данными ПВЛ, считающей Свенельда живым еще в 977 г.[99] Греческая форма его имени – Сфенкель – очень близка к скандинавскому имени Стейнкель. Так звали родоначальника шведской королевской династии Стейнкельсонов – члена семьи ладожских ярлов (см. таблицу 3). Наличие довольно редкого скандинавского имени у двух лиц (оба к тому же связаны с Русью) почти наверняка свидетельствует об их родстве между собой.
Следующим погибшим в княжеской усобице 977 г. был Олег, сын Святослава. В этом же году его брат Владимир бежал в Швецию, понимая, что он следующий в цепи убийств. Вернувшись, он сам сверг и убил брата Ярополка в 980 г.[100]. На Волыни наверняка княжил какой-нибудь двоюродный дядя Владимира, который недальновидно поддержал Ярополка. В 981 г. с ним расправились.
Составители ПВЛ, не зная о родственных связях киевских и волынских князей, но зная о походе на Волынь в 981 г., посчитали его внешним завоеванием.
Входила ли будущая Галиция в состав Волыни в середине – конце Х в.? Видимо, на этот вопрос следует ответить положительно, так как с 989 г. на волынский стол садятся члены киевской княжеской семьи[101], хорватские же земли источниками ни разу не выделяются, и об отдельных князьях будующей Галиции ничего не известно вплоть до 1084 г., когда эти территории были выделены князьям-изгоям – Рюрику, Володарю и Васильку Ростиславичам и Давыду Игоревичу[102]. В 1199 г. Галиция и Волынь вновь воссоединились в одно княжество.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КНЯГИНИ ОЛЬГИ И ЛАДОЖСКИХ ЯРЛОВ
Остается уточнить остальные родственные связи внутри русской княжеской семьи. Была ли Ольга дочерью Игоря? Скорее всего, нет. Во-первых, в таком случае вряд ли было бы возможно сватовство к ней древлянского князя Мала. Выйти замуж за убийцу своего отца? И во-вторых, Святослав назван сыном Игоря в ПВЛ и в византийских источниках. При жизни Игоря он, скорее всего, был его официальным наследником (о чем свидетельствует его княжение в Новгороде – уделе киевского наследника и второе место в договоре 944 г.). Весьма вероятно, что он был усыновлен Игорем. Но вряд ли усыновление требовалось прямому потомку (внуку). Похоже, Игорь не оставил потомства. Видимо,Ольга была не дочерью, а племянницей Игоря – дочерью его брата. Ее родным братом мог быть Игорь, «нети Игорев» 944 г., который в отличие от другого «нети Игорева» – Акуна в списке участников договора числится среди членов княжеской семьи, а не затерялся среди представителей городов[103].
Был ли Улеб, убитый Святославом в 971 г., его родным братом? Если это так, то непонятно следующее. Имея двух сыновей: одного – язычника , а другого – христианина (как и она сама), – Ольга не смогла передать престол тому кто ближе ей по духу? Кроме того, сына Св.Елены (Ольги), да еще погибшего за веру, проглядели православные монахи, упуская блестящую возможность организовать культ нового святого? И последнее, в «анепсии» Ольги в ее поездке в Царьград[104] надо видеть, скорее всего, именно Улеба – человека, имеющего опыт подобных мероприятий (посол в 944 г.), знакомого с обычаями царьградской дипломатии. Значит, Улеб – двоюродный брат Святослава. Отцом же его, скорее всего, был Игорь, «нети Игорев», который в договоре 944 г. стоит выше Володислава – отца наследника[105]. Косвенным свидетельством именно такого родства Ольги и Улеба является приверженность их обоих (в отличие от других членов княжеской семьи) христианской религии. Видимо христианином был уже их общий предок – неизвестный по имени брат Игоря Старшего – отец Ольги и Игоря Младшего и дед Улеба. Интересно, почему Улеб представлял в 944 г. не своего отца, а кого-то другого? Логично предположить, что Слуды – посол Игоря Младшего – тоже его сын[106]. В пользу прямого происхождения Улеба от Рюрика свидетельствует и передача его сыну Регнвальду родовых владений Рюрика – Ладоги и Ижорской земли в 1019 г.
Где же правила ветвь Игоря Младшего? Судя по тому, что его внук Регнвальд получил удел в Ладоге, там же правил и Улеб. В пользу этого говорит и то, что после убийства Улеба его сыну (по всей вероятности еще малолетнему) удалось скрыться именно в Швецию – ближайшую к Ладоге «заграницу». После этого Швеция становится притягательным местом для претендентов на русские княжения, находящихся в проигрышной ситуации. В 977 г. Владимир Святославич[107], в 995-м – его сын Всеволод[108] бегут в Швецию, в 1018-м туда же собирается и Ярослав[109], рассчитывая получить помощь. Основанием для таких рассчетов было наличие родственника – Регнвальда, сумевшего занять в Швеции видное положение, приведшее в конце концов одного из его сыновей на шведский трон. Платой же Регнвальду предполагался бывший удел его отца – Ладога.
После смерти Игоря ситуация в междукняжеских отношениях на Руси изменилась. Наследник Святослав не был допущен Ольгой до киевского стола, но сохранил положение наследника – уже самой Ольги, т. е. остался вторым лицом в династии[110]. Новгород он, по всей видимости, покинул (Ольга сама устанавливала дани в окрестностях Новгорода в 947 г.[111]). После смерти отца Володислава Святослав должен был находиться в своем родном княжестве – на Волыни, где было, конечно, безопаснее, чем в скандинавском оплоте – Новгороде. Время торжества славянской партии на Руси еще не наступило.
Следующими по старшинству в княжеской семье были Игорь Младший (если он уцелел в событиях 945 г.) и его сын Улеб. Они и должны были занять Новгород, т. е. Ладога с Новгородом в 940-х гг. составляли одно княжество[112]. Когда умер Игорь Младший, неизвестно. А вот убийство Улеба Святославом должно было произойти не в 971-м, а в 970 г., когда в Новгороде был посажен Владимир Святославич[113]. Причем поводом к убийству источники определяют приверженность Улеба к христианству. Видимо, Святослав имел основания подозревать его в провизантийских симпатиях и даже связях с Византией (Улеб дважды бывал в Константинополе с посольствами в 944-м и 946 г.). Или просто опасался захвата власти на Руси новгородско-ладожской ветвью династии в свое отсутствие. Как бы то ни было, перед очередным походом на Балканы Святослав ликвидировал христианскую ветвь династии и посадил на основные княжения своих сыновей.
К моменту возвращения сына Улеба – Регнвальда (1019 г.), на Руси право на княжескую власть уже прочно закрепилось за потомством Святослава, и Регнвальд довольствовался положением ярла[114], очевидно, эквивалентным русскому посаднику. Именно посадником (в Новгороде) был около 1100 г. возможный потомок Регнвальда – Улеб (см. таблицу 6).
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СВЕНЕЛЬДА
О принадлежности Свенельда (Сфенкеля, Стейнкеля) к русскому княжескому дому сказано выше. Кроме Льва Диакона об этом же свидетельствует реконструированный А. А. Шахматовым «Древнейший Киевский свод 1039 г.»: «И иде Игорь… И примуче Угличи и възложи на ня дань и въдасть Свенельду, и дасть же дань деревскую Свенельду, и имаше по чьрне куне от дыма»[115]. Таким образом, Свенельд был, возможно, князем уличей и древлян. Древлянское же княжение, судя по распределению столов в 970 г. было третьим в иерархии русских княжеств. (Волынь стояла особняком, вне общего «ряда»). Значит, на древлянском столе должна была в 945 – 970 гг. находиться третья по старшинству ветвь княжеского дома. Первую ветвь с 945 г. представляли Ольга со Святославом, вторыми шли Игорь Младший с Улебом, третьими могли быть лишь потомки Акуна «нети Игорева», который, не смотря на родство с киевским князем, в договоре с греками 944 г. стоит не в списке княжеской семьи, а среди представителей городов[116]. Видимо, в отличие от Игоря Младшего, Акун не родной «нети» Игоря Старшего, а более дальний – двоюродный. Отсутствие Свенельда в договоре 944 г., хотя он должен принадлежать к одному поколению с названными договором Святославом, Улебом и Слуды, также говорит о его более дальнем родстве с Игорем, чем детей Ольги и Игоря Младшего. Таким образом, наиболее вероятна связка: Акун «нети Игорев» – Свенельд.
Биографии Свенельда и его сына Люта, приводимые источниками, содержат массу противоречий. А. А. Шахматов выявил две различные версии их участия в событиях 945 г. По Древнейшему своду 1039 г., Свенельд был противником Игоря, и последний к тому же был убит Лютом. По Начальному 1095 г., Свенельд – верный воевода Игоря и Ольги, Лют вообще не упомянут[117]. Лев Диакон говорит о смерти Сфенкеля в 971 г.[118], ПВЛ обнаруживает его живым еще в 977 г.[119]. Кроме того, по определению А. А. Шахматова, информаторы летописцев Начального свода – Вышата Остромирич и Ян Вышатич дали сведения о своих предках (Свенельде, Мьстише-Люте, Добрыне, Коснятине, Остромире) из устных семейных преданий[120]. При этом все летописные своды согласны между собой в том, что Добрыня – «уй» (вуй – дядя по матери) Владимира Святославича[121], но по-разному сообщают об отце Добрыни. По одной версии – это Малк Любечанин[122], по другой – Мьстиша-Лют Свенельдич[123]. Конечно, все эти разночтения произошли в первую очередь от того, что информация записывалась спустя более столетия после смерти Игоря. Но, кроме того, наложила отпечаток и определенная тенденциозность потомков Добрыни[124].
Кто же в действительности был отцом Добрыни и дедом Владимира Святославича?
Рогнеда, одна из жен Владимира, отказывалась идти за него замуж, мотивируя отказ тем, что он – «робичич», т. е. сын рабыни[125]. Конечно, ключница киевской княгини, каковой называют мать Владимира летописи[126], – чересчур почетная должность для рабыни в прямом смысле этого слова, да и карьера брата «рабыни» – Добрыни свидетельствует о далеко не рабском положении последнего. Возможно, Рогнеда намекала на не очень знатное (некняжеское) происхождение Добрыни с сестрой? Но тогда сомнительно, чтобы составители одной из летописных версий «пристегнули» бы Добрыню к семье Свенельда. Скорее всего, за определением «робичич» стоит конкретный факт из биографии Малуши, например пребывание какое-то время на положении пленной – военной добычи. В этом случае Добрыня никак не «стыкуется» со Свенельдом, члены семьи которого никакими пленными у киевской династии быть не могли.
По соображения хронологического порядка, Добрыня также не мог быть сыном Мьстиши-Люта. Владимир родился не позднее 955 г., если к 970 г. он был достаточно взрослым для того, чтобы управлять княжеством. А его предполагаемый прадед (Свенельд) погиб в 971 г. в дальнем походе. Причем по описанию Льва Диакона он не выглядит глубоким стариком: «доблесный, огромного роста муж», учавствующий в сражениях[127].
Кроме того, сам Добрыня и его потомки носят чисто славянские имена (Остромир, Вышата), в то же время в семье Свенельда все имена соответствуют скандинавской ономастике (Акун – Хакон, Свенельд – Стейнкель, Лют – Льот). Люту, правда, приписано имя Мьстиша, но, как показал А. А. Шахматов, произошло наложение Люта Свенельдича на Мстислава Владимировича Лютого, князя Тмутаракани, жившего на полстолетия позднее[128].
Следовательно, отец Добрыни – некий Малк Любечанин. Впрочем, прозвище Любечанин на него могли перенести с его дочери Малуши, которая могла какое-то время пребывать в Любече в качестве пленной (заметим, что Добрыню источники с Любечем никак не связывают).
Хронологически Малк соответствует древлянскому князю Малу, убитому Ольгой в 945 г. Совпадают и другие обстоятельства. Дети Мала находились какое-то время на положении пленных, что и позволило Рогнеде считать Малушу «рабыней». Славянские имена Добрыни и его потомков не противоречат их древлянскому происхождению.
Путаница же с отцом Малуши и Добрыни произошла, по-видимому, из-за того, что и Мал и Свенельд были князьями древлян. Правда, в разных качествах – Мал как последний племенной князь, Свенельд – как первый держатель древлянской дани от киевского князя. Эта общая деталь в биографиях и привела к смешению лиц и событий. Деяние Мала – убийство Игоря – было приписано Свенельду с Лютом. С другой стороны, происхождение Добрыни и Малуши от древлянских князей было сопоставлено с правлением у древлян Свенельда.
Да и события 977 г., начавшие княжеские усобицы, завершившиеся установлением над всей Русью власти Владимира Святославича, имели в своей основе спор за древлянское княжение между Олегом Святославичем и Лютом Свенельдичем, которого поддерживал киевский князь Ярополк Святославич[129].
Таким образом, сведения о реальном потомстве Акуна «нети Игорева» обрываются на его внуке Люте Свенельдиче. Но Свенельд не был единственным сыном Акуна. Лев Диакон упоминает среди предводителей русских дружин в Болгарии Икмора, «которого почитали по достоинству вторым среди них»[130]. Таким образом, Икмор, погибший в Болгарии в 971 г., был старше Свенельда (Сфенкеля) по знатности. Но судя по княжениям на Руси между потомством Игоря младшего и его родича Акуна никого в «ряду» не должно быть (см. выше). Это противоречие разрешается только в одном варианте: Икмор – тоже сын Акуна, брат Свенельда, совместно с ним княживший в древлянских и уличских землях. В русские источники он не попал. Видимо, его след в событиях на Руси был не столь заметен, как Свенельда и Люта. Интересно, что другой византийский историк – Скилица – в своем сочинении «О войне с Русью императоров Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия», наоборот, вторым у «скифов» называет Сфангела (Сфенкеля, Свенельда)[131], а про Икмора говорит, что он «после гибели Сфангела пользовался у них наивеличайшим почетом»[132]. Такая перестановка, видимо, подчеркивает равенство Сфенкеля и Икмора, которое служит подтверждением того, что они – родные братья.
Правление Икмора и Свенельда у древлян завершилось в 970 г., когда древлянские земли достались Олегу Святославичу[133]. Это не было репрессиями, как в случае с Улебом. Сам Святослав в 970 г. также отказался от киевского княжения. Он, как и Акуновичи, видел свое будущее на новых землях («здесь середина моей земли»). Но земли уличей, непосредственно примыкавшие к театру военных действий, Икмор и Свенельд могли сохранять до конца. Не исключено, что и Лют Свенельдич правил уличами.
СЫНОВЬЯ СВЯТОСЛАВА
Летописи называют трех сыновей Святослава: Ярополка, княжевшего в Киеве с 970 г. по 980 г., Олега, князя древлянского в 970 – 977 гг. и Владимира, князя Новгорода в 970 – 977 гг. и в 979 – 980 гг., князя киевского в 980 – 1015 гг. Первые двое рождены в браке с неизвестной, имя которой приводит Татищев – Предслава. Это же имя стоит в списке княжеской семьи в договоре с греками 944 г. Третий сын Святослава, согласно летописям, рожден вне брака ключницей княгини Ольги – Малушей, как показано выше – дочерью древлянского князя Мала.
Но занятие Владимиром княжения в Новгороде свидетельствует, что его статус выше, чем Олега, удовлетворившегося древлянскими землями. Взаимоотношения Ярополка с Олегом также заставляют усомниться в правильности информации летописей о их происхождении. Ярополк убивает своего единственного единоутробного брата из мести за Люта – дальнего родственника[134]? Вряд ли это было возможно. Кроме того, гибель Олега служит для Владимира сигналом к бегству. Получается, что скорее Владимир и Олег были единоутробными братьями, рожденными Малушей. В этом случае становится понятным и выделение Олегу именно Древлянского княжества – наследство его деда Мала. Два десятилетия спустя (в 989 г.) так же поступил Владимир Святославич с Полоцким княжеством, посадив там Изяслава, внука убитого им Рогволода – прежнего князя Полоцка[135].
Все вышеизложенное позволяет предложить схему родственных связей внутри русского княжеского дома в середине Х в. (см. таблицу 7).
Примечания и ссылки.
1 ПСРЛ. Л., 1989. Т.38.
2 Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен. М.; Л., 1962. Т.1. C.108, 110-111.
3 ПСРЛ. Т.38. С.16.
4 Татищев В. Н. Указ. соч. C.110, 117.
5 Данилевский И. Н. Нерешенные вопросы хронологии русского летописания // ВИД. Л., 1983. Т.15. С.62-69.
6 Рапов О. М. Когда родился великий киевский князь Святослав Игоревич? // Вестник Московского университета. Серия 8: История. 1993. №4. С.92-96.
7 Татищев В. Н. Указ. соч. С.117.
8 ПСРЛ. Т.38. С.35.
9 Там же. С.55.
10 Baumgarten N. de Genealogie et Mariages occidentaux des Rurikides Russes du X au XIII siecle. Roma, 1929. Table I.
11 Isenburg W. K. Stammtafeln zur geschichte der Europaischen Staaten. Marburg, 1956. B.2. Tafel 117.
12 Stokvis A.-M.-H.-J. Manuel d’histoire de genealogie et de chronologie de tous les etats du globe. Leide, 1889. T.2. P.282-284.
13 Ibid. P.212.
14 Isenburg W. K. Op. cit. Тafel 36.
15 ПСРЛ. Т.38. С.29.
16 Литаврин Г. Г. Состав посольства Ольги в Константинополе и «дары» императора // Византийские очерки. М., 1982. С.73, 85.
17 Никитин А. Л. Ольга? Елена? Эльга? // Наука и религия. 1991. №11-12.
18 Литаврин Г. Г. Указ. соч. С.73-74.
19 Там же. С.79.
20 Там же. С.79.
21 ПСРЛ. Т.38. С.25-26.
22 Татищев В. Н. Указ. соч. C.118.
23 Там же. С.111.
24 Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980. С.203, 235; Далин О. История Шведского государства. СПб., 1805. Ч.1. Кн.1. С.800, 829.
25 ПСРЛ. 1846. Т.1. С.20.
26 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С.16, 54.
27 Снорри Стурлусон. Указ. соч. С.234-235.
28 Далин О. Указ. соч. С.830; Татищев В. Н. Указ. соч. С.216.
29 Снорри Стурлусон. Указ. соч. С.94.
30 Глазырина Г. В. Свадебный дар Ярослава Мудрого (к вопросу о достоверности сообщения Снорри Стурлусона о передаче Альдейгьюборга/Старой Ладоги скандинавам) // Древнейшие государства Восточной Европы. 1991. М., 1994. С.240-244.
31 Творогов А. В. Первые страницы русского летописания // Повесть временных лет. Петрозаводск, 1991. С.5-11.
32 ПСРЛ. Т.38. С.13.
33 Там же. С.28.
34 Там же. С.16-17.
35 Там же. С.17-23.
36 Там же. С.16-17.
37 Там же. С.38.
38 Поучение Владимира Мономаха // Изборник. М., 1969. (БВЛ. Т.15.) С.159.
39 Татищев В. Н. Указ. соч. С.108, 110.
40 Константин Багрянородный. Об управлении Империей. М., 1991. С.143.
41 Авенариус А. Авары и славяне. «Держава Само» // Раннефеодальные государства и народности. М., 1991. С.26-37.
42 Санчук Г. Э. Формирование государственности и раннефеодальной народности у сорбов // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С.99.
43 Ангелов Д. Проблемы предгосударственного периода на территории будущего Болгарского государства // Там же. С.9.
44 Мишулин А. В. Древние славяне в отрывках греко-римских и византийских писателей по VII в. н. э. // ВДИ. 1941. №1. С.247-250.
45 См. далее.
46 Григорий Турский. История франков. М., 1987. С.459.
47 Видукинд Корвейский. Деяние саксов. М., 1975. С.136.
48 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.
49 Константин Багрянородный. Указ. соч. С.45.
50 ПСРЛ. Т.38. С.29.
51 Там же. С.33-34.
52 Константин Багрянородный. Указ. соч. С.45.
53 Лев Диакон. История. М., 1988. С.57.
54 Там же. С.198.
55 Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С.136.
56 СЭИ. Т.8. М., 1965. С.931; Продолжатель Феофана. СПб., 1992. С.297.
57 Константин Багрянородный. Указ. соч. С.97.
58 Lorenz O. Genealogisches Handbuch der Europaischen Staatengeschichte. Stuttgart und Berlin, 1908. Tafel 3.
59 Isenburg W. R. Op. cit. Тafel 141.
60 ПСРЛ. Т.38. С.25.
61 Каждан А. П. Социальный состав господствующего класса Византии XI – XII вв. М., 1974. С.216 («тавроскифский династ»).
62 ПСРЛ. Т.38. С.55.
63 Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С.198-199.
64 «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI – XIII вв. М., 1987. С.70.
65 Dworzaczek W. Genealogie. Warszawa, 1959. Тabl.81.
66 ПСРЛ. Т.38. С.25.
67. Там же. С.28.
68 Dworzaczek W. Op. cit. Таbl.17.
69 Златарски В. Н. История на българскота държава през средните векове. София, 1934. Т.2. С.535.
70 Державин Н. С. Славяне в древности. М., 1945. С.210.
71 Константин Багрянородный. Указ. соч. С.139, 143, 145.
72 Златарски В. Н. Указ. соч. С.534.
73 Константин Багрянородный. Указ. соч. С.143.
74 Златарски В. Н. Указ. соч. С.534.
75 Stokvis A.-M.-H.-J. Op. cit. P.516.
76 Златарски В. Н. Указ. соч. С.535.
77 История на България. София, 1982. Т.3. С.259, 274 и др.
78 Божилов И. Родословието на цар Иван Александр // Исторически преглед. София, 1981. №3-4. С.176.
79 Державин Н. С. История Болгарии. М.; Л., 1946. Т.2. С.130.
80 Раткош П. Великая Моравия – территория и общество // Великая Моравия, её историческое и культурное значение. М., 1985. С.84-87.; Dworzaczek W. Op. cit. Таbl.1, 18, 81.
81 «Великая хроника»… С.66.
82 Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. М., 1982. С.143, 171 и др.
83 ПСРЛ. Т.38. С.30.
84 Татищев В. Н. Указ. соч. С.111.
85 ПСРЛ. Т.38. С.33.
86 Там же. С.37.
87 Там же. С.34: «…яко то есть средина земли моеи…»
88 Краткая история Болгарии. М., 1987. С.64-66, 74-75.
89 Раткош П. Указ. соч. С.84-85.
90 ПСРЛ. Т.38. С.28.
91 Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII – XIII вв. М., 1993. С.347.
92 ПСРЛ. Т.38. С.13.
93 Джаксон Т. Н. Список древнерусских городов в «Книге Хаука» // Древнейшие государства на территории СССР. 1987. М., 1989. С.30-35.
94 Петров П. Военно-политические союзы болгарских славян в VII в. // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С.44.
95 Лев Диакон. Указ. соч. С.56.
96 ПСРЛ. Т.38. С.40.
97 Там же. С.37.
98 Лев Диакон. Указ. соч. С.71, 76.
99 ПСРЛ. Т.38. С.37.
100 Там же. С.38-39.
101 Там же. С.55.
102 Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в Х – первой половине XIII в. М., 1977. С.70-71, 200.
103 ПСРЛ. Т.38. С.25.
104 Литаврин Г. Г. Указ. соч. С.72-74.
105 ПСРЛ. Т.38. С.25.
106 Там же. С.25.
107 Там же. С.37.
108 Снорри Стурлусон. Указ. соч. С.126. Учитывая, что имя Всеволод встречалось только в русской княжеской семье, «Виссивальда» можно уверенно отождествить с Всеволодом Владимировичем.
109 ПСРЛ. Т.38. С.62.
110 Литаврин Г. Г. Указ. соч. С.86.
111 ПСРЛ. Т.38. С.30.
112 Разделение Новгорода и Ладоги произошло, видимо, только в 1019 г. См.: Кирпичников А. Н. Ладога и Ладожская земля в VIII – XIII вв. // Славяно-русские древности. Л., 1988. Вып.1. С.56-58.
113 ПСРЛ. Т.38. С.35.
114 Снорри Стурлусон. Указ. соч. С.235.
115 Шахматов А. А. Указ. соч. С.106 и след.
116 ПСРЛ. Т.38. С.25.
117 Подробнее см.: Лихачев Д. С. Указ. соч. С.126-127.
118 Лев Диакон. Указ. соч. С.76.
119 ПСРЛ. Т.38. С.37.
120 Лихачев Д. С. Указ. соч. С.124-126.
121 ПСРЛ. Т.38. С.35.
122 Там же. С.35.
123 Лихачев Д. С. Указ. соч. С.126-129.
124 Там же. С.131-132.
125 ПСРЛ. Т.38. С.38.
126 Там же. С.35.
127 Лев Диакон. Указ. соч. С.76.
128 Шахматов А. А. Указ. соч. С.357.
129 ПСРЛ. Т.38. С.37.
130 Лев Диакон. Указ. соч. С.78.
131 Там же. С.125.
132. Там же. С.129.
133 ПСРЛ. Т.38. С.35.
134 Там же. С.37.
135 Там же. С.55.
Историческая генеалогия. 1994. № 4. С.86-97.