Предыстория.
События, происходившие на месте современного села Белослудского до XVII века, практически неизвестны. Территория эта была малонаселенной и находилась в стороне от громких исторических событий, поэтому средневековые историки не уделили ей никакого внимания. Ранняя история очень скудно узнается через археологические находки, изучение древних топонимов и малочисленных ретроспективных известий более поздних документов. Все это дает возможность составить некоторое общее представление о процессах протекавших в этих краях.
О том, что до прихода русских жизнь по берегам Ирбита не стояла на месте свидетельствует известие отводной грамоты, которую в 1640 году верхотурский воевода дал ирбитскому крестьянину Ивашку Гаврилову: «И межа тои заимке росписана от Мостового озера вверх по Ирбите до устья Бобровки, а с усть Бобровки вверх по татарской дороге до большова болота до мохового, а от болота до большие дороги»[1]. То есть, в нескольких километрах от села Белослудского через устье Бобровки проходила старая татарская дорога. Можно предположить, что эта дорога связывала владения Сибирского ханства на Туре, где по сведениям грамоты 1601 года находился «юрт Небольсин, что было городище Кучумова брата»[2], с ногайскими владениями в северной Башкирии или с Казанским ханством.
Вхождение Западной Сибири в состав Русского государства в конце XVI века поставило перед властями задачу об управлении новой огромной территорией. Воеводы первых русских городов в Сибири административно заведовали обширными пространствами с неясными границами и редким местным населением, выплачивающим ясак в царскую казну. Новые уезды формировались по мере создания новых центров управления.
Первым русским опорным пунктом восточнее Уральского хребта был Верхне-Тагильский городок, существовавший в 1584-1589 гг.[3]. Через него проходила главная «государева» дорога в Сибирь. В 1585 году на месте бывшей столицы хана Кучума поставили Тюмень[4], а еще спустя год был основан Тобольск, ставший на много лет главным русским городом Сибири. Где проходили административные границы между этими городами в первые годы их существования, точно не известно. Но, очевидно, что земли бассейна реки Туры были разделены между воеводами Верхне-Тагильского городка и Тюмени, возможно, в месте впадения в Туру Тагила. В таком случае река Ница со всеми притоками должна была быть в ведении Тюмени с момента ее основания. В 1589 году в результате подчинения Пелымского княжества государева дорога была перенесена далеко на север и Верхне-Тагильский городок был ликвидирован[5]. С этого времени весь бассейн Туры управлялся из Тюмени.
К концу 90-х годов государева дорога вернулась на Туру, но не через Тагил, а через верховья самой Туры. Возникновение новых городов – Верхотурья (1598 год) и Туринска (1600 год) — привело к переустройству административной системы Западной Сибири. Бассейн реки Туры был разделен на три уезда. Отсутствие системы населенных пунктов и сухопутных дорог продиктовало размежевание уездов по водоразделам рек. В результате Верхотурью стали подведомственны верхнее течение Туры (до устья Тагила) и Тагил со всеми притоками, Туринску – среднее течение Туры (от устья Тагила до устья Ницы[6]) и огромные территории бассейнов её притоков – Ницы, Нейвы, Режа, Ирбита и т.д.
Грамота от 20 сентября 1600 года о передаче ясачных волостей от Тюмени к Туринску сообщает первые сведения об обитателях берегов Ницы: «Да Епанчина ж збору на Нице против острогу во днище юрт Нагаев, 13 человек.»[7] Очевидно, что речь идет о главах семей, поэтому общая численность ясачных людей по Нице могла составлять около сотни человек. В дальнейшем Нагаев юрт распался. Более поздние документы показывают на этой территории несколько ясачных волостей: Тентюкову (на современной карте: от села Голубковского до села Ключи), Ермолаеву (от Ключей до деревни Бердюгиной), Калмакову (от Бердюгиной вниз по реке), Зензярову, Илчибаеву, Кичюбаеву, Тюряшиеву (Тюрютиеву)[8]. Бассейн реки Ирбит, видимо, входил в Калмакову волость.
Статус новых городов изначально был различным, что и продиктовало во многом их дальнейшую судьбу. В Верхотурье была устроена таможня, контролировавшая потоки людей и товаров в Сибирь и обратно, что сразу поставило город в особое положение. Туринск же изначально рассматривался скорее как ямская станция, чем как административный центр. Первые управители Туринска даже не имели ранга воевод, довольствуясь положением письменных голов. Только назначение в Туринск в 1606 году Ивана Никитича Годунова повысило статус города[9], поскольку царскому родственнику было совсем уж не к лицу служить в письменных головах.
Но повышение ранга управителя не добавило значимости самому городу. Разница в статусе центров быстро привела к изменению границ подведомственных территорий в пользу Верхотурья. Процесс захватов был простым. Сибирским гарнизонам требовался хлеб и другие продукты сельского хозяйства. Одним из показателей успешной деятельности воевод было увеличение числа хлебопашцев и размеров пахотных земель. Власти Верхотурья, находясь на начале переселенческих путей, просто перехватывали всех желающих крестьянствовать и селили их от своего имени, получая затем соответствующее поощрение от правительства.
В 1619 году произошло первое внедрение верхотурских поселенцев в туринские земли – в место слияния Нейвы и Режа. После недолгого разбирательства в 1621 году именно эту точку признали границей двух уездов[10]. Но переселенцам эти рубежи оказались тесны и они почти сразу начали их отодвигать.
В 1626/27 году на территории Тентюковой и Ермолаевой волостей была основана Ницынская слобода[11]. В 1628 году становится известно о рудном болоте на Нице между Невьянской и Ницынской слободами, где в 1629/30 года верхотурскими служилыми людьми было организовано железоделательное производство[12] (сейчас – село Рудное). В 1631/32 году при впадении Ирбита в Ницу основывается Ирбитская слобода[13] и таким образом берега реки Ирбит включаются в состав Верхотурского уезда.
Туринск вынужден был мириться с таким положением. Только в 1639 году воевода Никита Васильевич Кафтырев попробовал восстановить хотя бы частично позиции Туринска на Нице, пытаясь селить туринских крестьян среди деревень Ницынской слободы. Несколько лет переписки окончились в 1644 году признанием реально существующих границ[14], хотя отдельные разбирательства продолжались и позднее[15].
В этой обстановке административной неразберихи и была поставлена новая слобода на реке Ирбит, получившая название Белослудской.
Основание слободы.
Прямое указание на время основания Белослудской слободы содержится в именных крестьянских книгах: «Да в прошлом во 152-м году при воеводе при Максиме Стрешневе да при подьячем при Максиме Лихачове в Верхотурском уезде за Ирбитцкою слободою заведена новая Белослудцкая слобода.»[16] 7152 год по исчислению «от сотворения мира» соответствует 1 сентября 1643 — 31 августа 1644 года. Стрешнев и Лихачев заступили на должности в 1644 году[17], который и следует считать датой постройки слободы. Максим Федорович Стрешнев отличался активностью в деле основания новых слобод. За два года его воеводства кроме Белослудской была основана Усть-Ирбитская слобода (сейчас на ее месте находится село Скородумское) и предпринята неудачная попытка поставить слободу на Красном Поле[18].
Непосредственным строителем Белослудской слободы был верхотурский сын боярский Василий Иванович Муравьев. О нем известно немного. Происходил ли он из старинного дворянского рода Муравьевых[19] или просто был их однофамильцем, не выяснено. В верхотурских документах он появляется в 1631-1632 годах как «пашенных крестьян прикащик» с окладом десять рублей[20]. Величина оклада свидетельствует о том, что он был в ранге сына боярского. С 1637 года он и проходит в документах как сын боярский. Вместо хлебного жалованья он «служил с пашни»[21], то есть имел личные пахотные земли, с которых не взимались налоги.
Между сентябрем 1640 года и сентябрем 1641 года Муравьев заступил в должность приказчика Ирбитской слободы[22]. На этом посту он показал себя хорошим хозяйственником. Им были поставлены в Ирбитской слободе новый острог и церковь «во имя Богоявления господа нашего Иисуса Христа да предел святых мученик Фрола и Лавра», пять житниц и мельница. Он же «прибрал» первый гарнизон слободы — шестнадцать ирбитских беломестных казаков. Им же были набраны и первые крестьяне на Белую Слуду. Но воевода Стрешнев не оценил его заслуг и осенью 1645 года снял Муравьева с должности приказчика Ирбитской и Белослудской слобод, продержал в тюрьме и оштрафовал на 50 рублей (жалованье Муравьева за пять лет). В слободы были назначены новые приказчики: в Ирбитскую – сын боярский Иван Тырков, в Белослудскую – стрелецкий десятник Михаил Шебунин; «а к беломесным служивым людем послали Сеньку Тыркова». После смены воеводы Василий Муравьев подал челобитье о несправедливом к себе отношении[23].
Справедливость, видимо, была восстановлена, так как в августе 1647 года Муравьев снова был приказчиком Ирбитской слободы[24]. В верхотурских детях боярских Муравьев продолжал служить до 1657/58 года с тем же окладом в 10 рублей и с пашней «за хлебное жалованье»[25]. В окладной книге 1659 года его оклад числится в выбылых[26], то есть, его служба в Верхотурье закончилась. Умер он, был отставлен или переведен на службу в другой уезд, пока не выяснено. О его потомстве ничего не известно.
Формирование населения и административная история Белослудской слободы.
Термин «слобода» означал как административное образование, так и центральное поселение этого образования. Документы не всегда позволяют увидеть эту разницу. Часто общие итоги подводились по слободам в широком значении. Поэтому целесообразно рассмотреть историю формирования населения Белослудской слободы в ее исторических границах, независимо от сегодняшнего административного деления. Поскольку процесс заселения неразрывно связан с административной историей, предлагается их параллельное рассмотрение.
Крестьяне.
Основу населения любой крестьянской слободы составляли, естественно, крестьяне. По форме налогообложения крестьяне Верхотурского уезда разделялись на пашенных и оброчных. Первые должны были обрабатывать определенное количество государевой земли. В соответствии с объемом работы они могли получить и пашенную землю в личное пользование – «собинную пахоту». Оброчные крестьяне вносили в качестве налогов определенное количество зерна (хлебный оброк) или сумму денег (денежный оброк). Оброк начислялся в соответствии с количеством пахотной земли и других угодий, находящихся в пользовании у крестьян.
С момента основания Верхотурья (1598 год) все крестьяне уезда зачислялись в пашенные. Но со временем выяснилось, что такая форма обложения не везде приемлема и с 1630/31 года в Верхотурском уезде появляются оброчные крестьяне. Первыми были «пооброчены из государевы пашни» небольшие группы крестьян Подгородья и Тагильской слободы[27]. Между 1637 и 1640 годом на оброк была полностью переведена Ирбитская слобода[28]. Крестьяне Белослудской слободы изначально набирались на хлебный оброк.
При освоении новых земель для успешного начала хозяйствования крестьянам определялся срок безналогового пользования землею (льготные годы), а в отдельных случаях и выдавалась ссуда из казны. Льготные сроки в Верхотурском уезде были различными – от двух до восьми лет в зависимости от сложности осваиваемых земель. В Белослудской слободе льготный срок вначале был определен такой же как в Ирбитской — шесть лет. То есть, территория будущей слободы считалась сложной для освоения.
В целом для Сибири процесс привлечения новоселов был достаточно сложным – засылались вербовщики в европейскую часть России («русские города»), давались средства для переезда, подъемные деньги на обзаведение хозяйством и так далее. Все это затягивало процесс крестьянского освоения новых земель.
Но власти Верхотурского могли обеспечить более быстрый набор населения благодаря выгодному положению Верхотурья, являвшемуся тогда единственными «воротами» в Сибирь. Через верхотурскую таможню проходили все потенциальные переселенцы, и властям города оставалось по мере надобности вербовать нужных людей. При этом в Верхотурье не стеснялись перехватывать и «чужих» переселенцев, то есть набранных для других уездов. Так, летом 1645 года верхотурский воевода Максим Стрешнев сообщил в Тобольск, что крестьяне, набранные в «русских городах» для поселения в Туринском уезде, «селитца и собенные свои пашни на себя пашут» в Белослудской слободе. Таковых насчитывалось тринадцать семей или сорок человек мужчин, годных к крестьянскому труду. В октябре в Москве было принято решение оставить новоприбывших в Белослудской слободе, компенсировав за счет Верхотурья властям Туринска денежные затраты[29].
Именные крестьянские книги и другие документы позволяют проследить динамику роста числа крестьянских хозяйств.
Согласно отписке Василия Муравьева верхотурскому воеводе, к 30 апреля 1645 года в Белослудской слободе насчитывалось 43 крестьянских семьи[30]. Имена первых белослудских жителей сохранил текст крестоприводной книги 1645-1646 годов, когда все население России приносило присягу («целовало крест») новому царю Алексею Михайловичу. Всего в этом документе перечислено тридцать три крестьянина и шестеро их братьев и детей[31]. Это меньше, чем назвал в отписке Муравьев. Видимо, это связано со спецификой данного списка (несколько этапов присяги, отсутствие части населения на месте, вероятная неполная сохранность сведений и так далее)[32].
Более подробные сведения о первых белослудцах содержит крестьянская книга 1648/49 года. Назначение подобных документов – налогообложение. Поэтому в них фиксировалось время вступления на хозяйство и время окончания льготного (безналогового) срока. Это позволяет проследить численность населения по годам. Надо учесть, что при смене тяглеца новый крестьянин вписывался на место того, кого он заменил. Поэтому дата вступления в хозяйствование иногда означает дату появления соответствующего тягла. Но на численном составе эти замены не сказывались. Согласно книги 1648/49 года, в 7152 году, то есть до 1 сентября 1644 года, в слободу было призвано семь крестьян, двое из которых имели общий пай. В итоге названо восемь человек. В следующем году (с сентября 1644 по август 1645 года) призвано 54 человека, расписанных на 34 пая. В итоге сказано о 58 крестьянах. В следующем году призвано еще четыре человека, объединенные в два пая. В общем итоге показано 70 человек при фактических 65[33]. Разница списочной и итоговой информации возникла, видимо, оттого что часть крестьян к моменту составления списка выбыла. А делопроизводители проявили небрежность при составлении документа. К сожалению, подобная небрежность – норма для того времени (см. ниже). Надо также отметить, что некоторые крестьяне, названные в крестоприводной книге 1645-1646 годов, не обнаруживаются в крестьянском списке 1648/49 года. Численность тяглых паев к сентябрю 1645 года (сорок), с поправкой на выбывших, совпадает с числом семей, прибранных Муравьевым (сорок три).
В крестьянской книге Белослудской слободы 1652 года дважды приведен тот же список 1649 года (с некоторыми изменениями внутри отдельных паев) и тот же итог в 70 человек[34]. Вряд ли за три года могло не произойти никаких изменений численности населения. Видимо, имеет место очередная канцелярская небрежность.
Перепись Верхотурского уезда 1659 года впервые показывает распределение крестьян Белослудской слободы не по тяглым паям, а по дворам и по деревням. В центральном поселении было 18 крестьянских дворов; в деревнях (по порядку описания): Мошковой – 1 двор, Килячевой – 17 дворов, Федерягиной – 1 двор, Подкорытовой – 5 дворов, Басмановой – 20 дворов. Всего 62 крестьянских двора. Об общей численности судить трудно, так как поименно названы только дворохозяева[35].
В начале 60-х годов XVII века мирное развитие Белослудской, как и соседних с ней слобод, было прервано. В 1662-1665 годах вся южная часть Верхотурского уезда подверглась башкирским набегам[36]. Белослудская слобода была из наиболее пострадавших. Список потерь разбит на 63 позиции, которые, возможно, соответствуют не дворам, а тягловым группам[37]. В любом случае, пострадали все. Много убитых, раненых и взятых в плен, сожжены дворы, припасы, посевы; угнан скот. Слободу пришлось строить заново.
Восстановление Белослудской слободы прошло очень быстро. Во многом это связано со строительством к югу от слободы новых укрепленных пунктов на Пышме и Исети, что делало проживание на берегах Ирбита более безопасным. По данным переписи 1680 года, к этому времени не только были восстановлены прежние поселения, но и поставлены новые, выдвинутые далеко на юг. В самой слободе насчитывалось двенадцать крестьянских дворов; в деревнях: Притыкинской – 10 дворов, Килячевской – 20 дворов, Заляжской – 6 дворов, Голяковой – 6 дворов, Ермолинской – 4 двора, Черноречской – 24 двора, Капустиной – 3 двора. Кроме того, еще одиннадцать крестьянских дворов записаны как вновь прибранные из «гулящих людей» без указания конкретных деревень[38].
Расширение территории слободы произошло не только благодаря освоению новых земель на юге. Писец Лев Миронович Поскочин ликвидировал Усть-Ирбитскую слободу, присоединив ее вместе с четырьмя деревнями (Молокова, Мельникова, Ретнова, Осинцева) к Белослудской. Таким образом границы территории, подведомственные Белослудской слободе раздвинулись и далеко на север. Общая численность крестьянских дворов достигла 141 с мужским населением 366 человек. Крестьяне владели 14 мельницами и двумя кузницами[39].
В конце XVII – начале XVIII веков слобода продолжала развиваться – росли ранее основанные поселения, ставились новые. В 1708-1709 годах в России прошла административная реформа. Вся территория страны была разделена на губернии. Были также изменены некоторые границы между уездами и более мелкими административными единицами. Белослудская слобода в составе Верхотурского уезда была включена в Сибирскую губернию с центром в Тобольске. Перепись 1710 года описывает в пределах слободы 207 крестьянских дворов (в итоговом подсчете показано 208), в которых проживали «от мала и до велика» 851мужчина и 961 женщина. По населенным пунктам крестьянские дворы распределялись следующим образом (по порядку описания). Сама слобода – 9 дворов; деревни: Притытцкая – 12 дворов, Чернорецкая – 21 двор, Крутитцкая – 13 дворов, Лаптева – 6 дворов, Маслова – 3 двора; Рожественский погост – 9 дворов: деревни: Шмакова – 4 двора, Оникина – 12 дворов, Желонская – 11 дворов, Кочнева – 3 двора, Толстокулакова – 6 дворов, Фоминская – 3 двора, Писанская – 7 дворов, Шмакова – 9 дворов, Молокова – 4 двора, Буланова – 4 двора, Заляжская – 4 двора, Килачевская – 11 дворов, Молокова – 4 двора, Неустроева – 4 двора, Осинская – 10 дворов, Меркушина – 6 дворов, Ретнова – 9 дворов, Скородумская – 14 дворов, Симанова – 4 двора, Мельникова – 5 дворов[40]. В силу непонятных пока причин Молокова и Шмакова описаны в два приема. Эта практика наблюдается и в дальнейшем.
Границы слободы по сравнению с 1680 годом еще раздвинулись почти во всех направлениях, достигнув максимального географического расширения.
За следующее десятилетие число крестьянских дворов в Белослудской слободе заметно сократилось. По первой генеральной ревизии 1719 года их насчитывалось 162 (в записи итогов – 159). При этом крестьянское население численно почти не изменилось – 843 человека. По селам и деревням зафиксирована следующая численность крестьянского населения. Белослудская слобода – 7 дворов; деревни: Притытцкая — 6 дворов, Килачевская – 7 дворов, Фоминская – 5 дворов, Фролова – 2 двора, Голяковская – 1 двор, Горская – 3 двора; Рожественской погост – 9 дворов; деревни: Шмакова – 3 двора, Оникина – 5 дворов, Желонская – 5 дворов, Кочнева – 6 дворов, Онофреева – 2 двора, Лаптева – 4 двора, Крутитцкая – 9 дворов, Чернорецкая – 13 дворов, Буланова – 2 двора, Молокова – 2 двора, Шмакова – 10 дворов, Писанская – 6 дворов, Симанова – 4 двора, Скородумская – 14 дворов, Ретнова – 7 дворов, Меркушина – 4 двора, Осинская – 10 дворов, Неустроева – 6 дворов, Мельникова – 5 дворов, Молокова – 5 дворов[41].
Порядок деревень по первой ревизии сохранялся в следующих ревизиях и в других документах. Единственное изменение – сведение в единые двойных списков деревень Молоковой и Шмаковой. Список крестьян Белослудской слободы 1761 года содержит 623 позиции. Это разбивка по ревизскому счету, который несколько отличался от подворного состава. По населенным пунктам численность позиций следующая. Белослудская слобода – 32; деревни: Притыцкая — 18, Килачевская – 20, Фоминская – 20, Фролова – 8, Голяковская – 2, Горская – 16; Рожественской погост – 41; деревни: Шмакова – 32, Аникина – 17, Желонская – 28, Кочнева – 20, Анофриева – 8, Лаптева – 15, Крутитцкая – 49, Чернорецкая – 57, Буланова – 11, Молокова – 29, Писанская – 13, Симанова – 13; Скородумское село – 44; деревни: Ретнева – 28, Меркушина – 22, Осинская – 30, Неустроева – 21, Мельникова – 16. Еще восемь позиций содержит список ссыльных и 16 позиций – список «прописных по ревизии»[42].
В начале 80-х годов XVIII века на Урале проводилась следующая административная реформа, в ходе которой было создано Пермское наместничество в составе Пермской и Екатеринбургской губерний. Были созданы новые уезды и разукрупнены слободы. Белослудская слобода была разделена на пять административных образований, четыре из которых вошли в состав Ирбитского уезда, пятое – в состав Камышловского. Ниже приведен список населенных пунктов бывшей Белослудской слободы, вошедших в состав Ирбитского уезда, по состоянию на 1800 год с указанием количества дворов[43].
Стриганская слобода (31) с деревнями: Мостовая (20), Пенкова (5), Шмакова (12), Грязная (4), Горская (21), Мякишева (12), Першина (16), Лаптева (42), Вепрева (6) и Голякова (11). Всего в слободе с деревнями было 180 дворов с населением 1484 человека (704 мужчины, 780 женщин). В приходе стриганской церкви оставались и три деревни, включенные в Камышловский уезд: Онохина (42), Большая Оникина (13) и Малая Аникина (9). Всего 64 двора, в которых жило 569 человек (259 мужчин, 310 женщин).
Шмаковское село (54) с деревнями: Малая Молокова (25), Буланова (18), Фролова (11), Фоминская (25), Боярская (23). В приход Шмаковского села входил и Ирбитский завод Сергея Яковлева, основанный в 1776 году[44] (139). Всего 295 дворов, с населением 1972 человека (938 мужчин, 1034 женщины).
Белослудская слобода (57) с деревнями: Притыка (29), Килачева (49), Черноритская (83), Крутиха (67), Фочина (10), Мельникова (12). Всего 307 дворов с населением 2579 человек (1187 мужчин, 1392 женщины).
Скородумское село (41) с деревнями: Ретнова (36), Молокова (22), Меркушина (18), Осинская (50), Давыдова (5), Симанова (22), Васина (7). Всего 201 двор с населением 2009 человек (934 мужчины, 1075 женщин).
Деревни по верхнему течению Ляги вошли в состав Кочневской слободы Камышловского уезда. Кроме самой слободы, деревни: Желонская, Мельникова, Ерзовская, Талицкая, Шумкова[45]. К этой же слободе относились и три вышеназванных деревни, входившие в приход села Стриганского.
Бобыли.
Вторая по численности категория населения, зафиксированная источниками в Белослудской слободе. Бобылями назывались люди, не несущие крестьянского тягла. Чаще всего, это был временный статус новопоселенцев, которых не успели обложить крестьянскими налогами. Особенно заметна их численность была в районах освоения. Поскольку многие из них искали работу далеко от места проживания, в XVII веке в отношении них использовался термин «гулящие люди». При переписях («обысках») таковых выявляли и приписывали к крестьянству по месту проживания. Но не все бобыли искали себе пашню. Часть их предпочитала некрестьянский образ жизни – ремесло, скупку-продажу товаров, лесной промысел. Таких бобылей источники называют «промышленными людьми».
Многие бобыли, особенно недавно пришедшие, не имели своего двора и жили по чужим подворьям. В налогообложение они тоже попадали не всегда, выплачивая «бобыльское тягло» на прежнем месте. Поэтому по источникам эту категорию населения полностью отследить не удается.
В переписи 1680 года в Белослудской слободе термин «бобыль» не встречается. Но в дополнительных списках перечислены крестьяне, прибранные при переписке «из гулящих людей». Таковых в Белослудской слободе насчитывалось одиннадцать дворов, в Усть-Ирбитской – два двора[46]. Наверное в это время в слободе были и бездворные бобыли, но перепись о них ничего не сообщает. Нет о них сведений и в крестоприводной книге 1682 года[47].
В переписи 1710 года после крестьянского населения перечислены не расписанные по деревням бездворные люди под заголовком «Тое ж Белослудской слободы жители». В итоговой части они названы «бобыли и захребетники» с припиской «живут у крестьян по подворьям». Всего в слободе их насчитывалось 98 мужчин и 95 женщин.[48]
Ревизия 1719 года впервые дает картину распределения бобылей по населенным пунктам. Как бобыли записаны и малолетние солдатские дети. В некоторых поселениях больше половины дворов числились бобыльскими. По деревням распределялись следующим образом (в порядке записи). В самой Белослудской слободе было бобыльских два двора; в деревнях: Черноретцкой – 7 дворов, Крутицкой – 6, Лаптевой – 2, Килачевской – 7, Фоминской – 4; Рожественском погосте – 10; деревнях: Желонской – 6, Шмаковской – 2, Черноретцкой – 1, Осинской – 3, Меркушинской – 2, Ретновой – 3, Скородумской и Молоковой – по 3. Всего в слободе насчитывался 61 бобыльский двор. Еще несколько бобылей жили по подворьям. В итоге слободы значатся 50 бобыльских дворов и 148 человек бобылей[49].
Почти все бобыльские семьи списка 1719 года позже обнаруживаются как крестьяне тех же деревень. В более поздних документах сведения о численности бобылей в Белослудской слободе не обнаружены.
Беломестные казаки.
Самой многочисленной категорией служилых людей в Белослудской слободе были беломестные казаки – специализированная полувоенная группа населения, несшая службу за освобождение («обеление») своих хозяйств от податных повинностей. Появление беломестных казаков исследователи относят к концу 30-х годов XVII века[50]. По мере удаления новых крестьянских слобод от воеводских центров обострялся вопрос контроля над ними. Посылка на длительную службу из Верхотурья стрельцов («годовальщиков») сменилась созданием новой категории служилых людей, постоянно живущих в слободах. Количество казаков в каждой слободе зависело от потребностей соответствующего периода и постоянно менялось. В отличие от крестьян, селившихся по всей отведенной под слободу территории, казаки имели дворы в центральном поселении или в непосредственной близости от него.
В Ирбитской слободе первый набор беломестных казаков в количестве 16 человек осуществил приказчик Василий Муравьев к сентябрю 1645 года. Видимо, ирбитские казаки на первом этапе обеспечивали и безопасность Белослудской и Усть-Ирбитской слобод. Когда появились собственные казаки в этих слободах точно пока не установлено. В крестьянской книге Белослудской слободы 1652 года у четверых крестьян есть приписки о переходе в беломестные[51]. Но сведения об их полном составе найдены только за 1657 год. Всего в уезде в это время насчитывалось 88 казаков и семь «выбылых окладов»[52]. Наличие незанятых вакансий показывает, что набрать желающих в казачью службу было непросто. В Усть-Ирбитской слободе было семь казаков, в Белослудской – пять. По происхождению первые казаки не являлись потомственными служилыми людьми. Многие из них вышли из крестьянских семей этих же слобод.
За следующие два года года количество беломестных казаков в Верхотурском уезде достигло 113 человек при семи «выбылых»[53]. Численность по окладному списку 1659 года белослудских и усть-ирбитских казаков при этом не изменилась. Но перепись уезда за этот же год показывает в Белослудской слободе только один казачий двор[54], а в Усть-Ирбитской – ни одного. Несколько человек из этого списка обнаруживаются с собственными дворами в Пышминской слободе и Катайском остроге[55]. Видимо, в силу каких-то особенностей делопроизводства при переселении в новые слободы беломестные продолжали числиться по прежним местам проживания и службы. Возможно, от прозвания (фамилии) одного из бывших белослудских казаков – Ильи Семеновича Катаева, — получил имя Катайский острог (сейчас – город Катайск Курганской области).
Верхотурская окладная книга 1661 года показывает тот же состав казаков в Белослудской и Усть-Ирбитской слободах[56]. Возможно, будь их формальная численность реальной, удалось бы избежать гибели стольких жителей Белослудской слободы при башкирском восстании 1662-1665 годов.
После набегов некоторое время казаков в Белослудской и Усть-Ирбитской слободах не было вообще. Окладная верхотурская книга 1668 года показывает их полное отсутствие[57]. С одной стороны это было вызвано определенным разочарованием властей в подобных военных формированиях и поисками другой системы организации обороны. С другой стороны – продвижение слобод и острогов на юг уводило казаков в новые гарнизоны, оставляя в тылу только количество необходимое для текущей службы.
К 1674 году казачий гарнизон в Белослудской слободе был восстановлен. Окладная книга за этот год показывает в слободе трех казаков[58]. Постепенно их численность увеличивалась. К 1679 году насчитывалось четверо казаков[59]. А перепись 1680 года показывает в слободе семь дворов казаков и два затинщиков (артиллеристов)[60]. Принцип набора в казаки мало изменился. Только трое из девяти человек гарнизона слободы 1680 года были потомственными служилыми людьми.
Из описания острога Белослудской слободы 1684 года видно, что гарнизон в ней продолжал существовать, так имелся запас огнестрельного оружия и боеприпасов. «Да в прошлом во 175-м (1666/67) году в Белослудцкой слободе поставлен острог рубленой. Вышина тому острогу пол-3 сажени печатных. Да в острожной стене башня рубленая четвероуголная с проезжими вороты. Да на углах в острожной стене вместо башен 3 избы. А около острогу поставлены надолобы. А круг острогу 125 сажен. А в остроге для обереганья от калмытцких воинских людей верхотурские и из Усть-Ирбитцкие и из Невьянской слободы присылки пищаль затинная железная с станком. К ней 48 ядер железных. 34 мушкета, 3 пуда зелья ручного, 3 пуда с полупудом свинцу».[61]
В переписи 1710 года в Белослудской слободе показано четыре казака. Возможно, служило несколько больше, так как у некоторых из казаков были взрослые сыновья. Жители еще двух дворов показаны как «казачьи дети». Это новое явление, когда так названы главы семей. Несмотря на отсутствие служилых вакансий, дети казаков не переходили в крестьяне или бобыли, а сохранялись как бы в резерве.
В ревизской сказке 1720 года в Белослудской слободе числится девять казачьих дворов и три двора отставных солдат[62]. В крестоприводной книге 1730 года перечислено шестеро казаков и трое отставных солдат[63]. По более поздним документам сведений о казаках не найдено. Судьба белослудских казачьих семей неизвестна. Среди крестьян слободы их потомство не просматривается. Возможно, они были переведены на службу в более южные гарнизоны.
Другие категории служилых людей.
Кроме беломестных казаков в Белослудской, как и в других слободах, имелось еще несколько узких специалистов, выполнявших определенные обязанности, связанные с государственной службой. Как и казаки, все они по роду занятий должны были жить в центральном поселении слободы или в непосредственной близости от него.
Дети боярские. Сибирские дети боярские в XVII веке – местная служилая элита. Выше них находились только лица, непосредственно осуществлявшие управление городами и уездами – воеводы, письменные головы, подьячие с приписью. Но все эти должности занимали присылаемые из Москвы на короткий срок – обычно два-три года. Дети боярские жили в сибирских городах постоянно и, естественно, гораздо лучше присланных воевод разбирались в обстановке на местах. Ими, практически, и управлялось разношерстное, склонное к бунтам и побегам, сибирское население. Они назначались на наиболее ответственные посылки и направлялись приказчиками для управления отдельными удаленными поселениями. Там «на приказах» дети боярские осуществляли строительство новых острогов, сбор и доставку в города податей, разбирали судебные тяжбы, пресекали воровство и контрабанду и организовывали защиту населения слобод и сел от внешних нападений. Именно дети боярские первыми принимали на себя вспышки недовольства крестьян и организовывали отражение внезапных ударов кочевников.
Первые дети боярские в Белослудской слободе появлялись в качестве приказчиков. Назначение на приказ было краткосрочным – два-три года. На начальном этапе существования Белослудская слобода управлялась приказчиком Ирбитской слободы[64]. Когда появились собственно белослудские приказчики точно пока ответить не удается.
Поименно можно назвать следующих администраторов Белослудской слободы. Федор Каменский погиб 18 сентября 1662 года при обороне слободы от восставших башкир[65]. 1678-79 – Ян Загурский[66], 1680 – Самойло Вистицкий[67], 1683 – Илья Будаков[68], 1710 – Степан Головков[69], 1720 – Владимир Иванович Прянишников[70]. Для приказчиков в слободе был поставлен особый «мирской» двор[71].
На раннем этапе освоения Среднего Урала все дети боярские жили в Верхотурье. Но по мере расширения границ Верхотурского уезда для служилого сословия становилось проблемным совмещение службы в дальних слободах и ведение собственного хозяйства. Поэтому часть верхотурских детей боярских получало пахотные наделы в слободах и дальнейшие назначения, как правило, производились в географически близкие к их дворам слободы. Первый постоянный двор детей боярских в Белосудской слободе отмечен переписью 1710 года. Его хозяином был Михаил Иванович Мещеряков[72], чья служба в Верхотурском уезде прослеживается с 1671 года[73]. Кроме него жителем слободы показан его племянник Евтифей Захарович, чей отец раньше служил в Белослудской слободе в житничьих дьячках (см. ниже). Своего двора у Евтифея не было, жил на подворье у крестьянина[74]. В 1720 году Евтифей Мещеряков был единственным сыном боярским, имеющим свой двор в Белослудской слободе[75]. Он же оставался единственным и в 1730 году[76].
Дьячки (писчики). Непосредственные исполнители делопроизводства в слободах. Выделялись в зависимости от специализации дьячки судной (приказной) избы, а также таможенные, житничные и площадные дьячки. В слободах с небольшим объемом делопроизводства обычно совмещались несколько или даже все дьяческие обязанности. В Белослудской слободе должности дьячка достаточно долго не было. Поскольку на первом этапе своего существования управлялась Белослудская слободы из Ирбитской, видимо, ирбитский дьячек вел и белослудскую канцелярию. Впервые житничный дьячек в Белослудской слободе документально зафиксирован в окладной книге 1668 года. Причем он числился сбежавшим еще в 1664/65 году и его оклад значился в «выбылых»[77]. Похоже, в слободе вполне обходились и без него.
В окладной книге 1671 года показан житничный дьячек Захарко Мещеряков, брат верхотурского сына боярского Михаила Мещерякова. По какой-то причине годом раньше он отказался от оклада в три рубля, на что воеводская канцелярия, конечно же, согласилась. На будущее «велено ему быть во дьячкех великих государей без денежного жалованья из писчей деньги»[78]. То есть, за возможность зарабатывать составлением личных документов, Мещеряков бесплатно исполнял обязанности дьячка при государевой житнице. В переписи 1680 года сообщается, что Мещеряков был потомственным канцеляристом – «отец ево был на Тюмени в съезжей избе в подьячих»[79]. Последний раз Захар Иванович Мещеряков упомянут в крестоприводной книге 1682 года как белослудский подьячий[80], то есть рангом выше дьячка. Как долго он был в должности, неизвестно, так как из-за отсутствия жалованья окладные книги его не упоминают. В 1682 году кроме Мещерякова присягу принес и «подьяческой сын Марко Михайлов»[81]. Поскольку еще двумя годами ранее должности подьячего в слободе не существовало, речь может идти только о родственниках Захара Мещерякова. Видимо, Марко – его племянник (см. выше).
В 1710 году в Белослудской слободе было два писчих дьячка – Алексей Попов и Прокопий Ветлугин. Последний, возможно, был человек в слободе новый, так как не имел своего двора и жил на подворье у крестьянина[82]. В 1720 году тот же Алексей Попов и его брат Иван числились писчиками Белослудской слободы[83]. В 1730 году в слободе показаны «крестьянской пищик» Филипп Попов и «прежде бывший пищик» Прокофей Ветлугин[84].
Ямские охотники (ямщики). Достаточно заметной категорией жителей Верхотурского уезда были ямские охотники (ямщики). Огромная протяженность сибирских дорог, необходимость постоянной переброски известий, людей и грузов диктовали создание социальной группы, постоянно занимающейся извозом.
Ямское население проживало, естественно, вдоль тех дорог, по которым шли основные перевозки. Ямские слободы имелись во многих уездных центрах. Главная сибирская дорога от Верхотурья до Туринска сначала проходила вдоль реки Туры. Но очень скоро ямщики стали искать более удобные маршруты, уходя от заболоченных туринских берегов[85]. К 1612 году дорога сместилась к югу, пересекая Тагил немногим ниже устья Мугая. Вскоре здесь была основана Тагильская слобода[86], в которой в течении всего XVII века проживало большинство верхотурских ямщиков.
Всего ямские обязанности в Верхотурском уезде были распределены на пятьдесят паев. На одном пае могло быть по несколько человек, чаще родственников; можно было обслуживать и часть пая. Поэтому численность ямских охотников намного превышала количество паев. Количество перевозок и, соответственно, нагрузка на ямщиков росли, и власти постоянно увеличивали оклады ямских паев. Если в 1626 году оклад одного пая составлял 15 рублей[87], то к 1648 году он вырос до 22 рублей[88].
По мере освоения зауральских пространств, прокладывались новые пути, но значимость их была гораздо скромнее главной государевой дороги вдоль Туры. Хотя берега Ницы к середине 30-х годов XVII века были полностью охвачены крестьянским освоением, только к 60-м годам появилась надобность иметь здесь постоянных ямщиков. В 1661/62 году пять крестьянских дворов Ницынской слободы были взяты в «ямскую гоньбу». К 1666 году их насчитывалось девять. В Ирбитской слободе в это время было всего две семьи ямщиков[89]. Вероятно, в ямщики они перешли одновременно с ницынскими соседями.
В Белослудской слободе, стоявшей в стороне от больших дорог, первые ямские дворы появляются во втором десятилетии XVIII. Ревизия 1720 года показывает в слободе двух ямщиков – Василия Кузнецова и Трофима Шелепова[90]. Кузнецов в 1710 году записан как крестьянин деревни Оникиной[91]. Шелеповы – одна из распространенных ямских фамилий Верхотурского уезда, но семья Трофима в переписи 1710 года не найдена.
Священно- и церковнослужители.
Немногочисленная узкопрофессиональная группа, обслуживавшая религиозную жизнь населения. Существовала везде, где имелась действующая церковь. Сложность исследования этой категории населения в том, что священники в слободах не получали государев оклад и, следовательно, не фиксировались в окладных документах. Поэтому сбор по источникам сведений о них затруднен.
Храм Вознесения Господня был поставлен вскоре после основания слободы, но точной даты найти пока не удается. Самый ранний состав клира Белослудской слободы сообщает перепись 1659 года. Тогда в слободе было три двора действующих церковников: попа Козьмы Крайчикова, дьячка и пономаря. Кроме них значится «роспоп» Василий Савин, у которого вместе с сыновьями было три двора[92]. Видимо, Василий священствовал в местной церкви до Козьмы.
По переписи 1680 года в Белослудской слободе было четыре церковных двора: попа Ивана Титова, дьячка, пономаря и трапезника[93].
В 1710 году в слободе было три священника – Иван Иванов, его сын Яков и Федор Ильин. Кроме них — дьячок, пономарь (сын дьячка), трапезник и просвирня. Населяли они пять дворов[94]. В слободе появился и второй приход – Рождественский погост (сейчас – село Стриганское), в котором было четыре церковных двора – попа Никиты Иванова, дьячка, пономаря и трапезника[95].
Через десять лет состав клира в слободе был следующим. Священники Яков Иванов и Федор Ильин, дьякон (сын священника Якова), дьячок, пономарь и трапезник. Рождественский погост в ревизии 1720 года назван Калмаковским. В нем служили: поп Клементий Петров (бывший дьячок), дьякон, дьячок, пономарь (отец дьячка), трапезник и просвирня[96].
После административной реформы конца XVIII века на бывшей территории Белослудской слободы было образовано пять волостей, в каждой из которых был собственный приход. Границы волостей и приходов не всегда совпадали (см. выше).
В Белослудской слободе в 1800 году насчитывалось семь дворов церковников – два священника, дьякон, дьячок, два пономаря и отставной дьячок[97]. Судя по фамилиям, большинство из них являлось потомками церковнослужителей начала XVIII века.
Мещане.
Наряду с купцами одно из городских сословий. Их предшественники в XVII – начале XVIII веков назывались посадскими людьми. Зачисление сначала в посадские, позже – в купцы и мещане, осуществлялось по городам и посадам. В городах они в большинстве своем и проживали. Но некоторые представители сословия жили в более мелких населенных пунктах. Числились они при этом в соответствующем уездном центре.
В Верхотурском уезде в 1710 году посадские люди кроме самого Верхотурья жили в окрестных деревнях, в Невьянской и Ирбитской слободах, Невьянском и Алапаевском заводах.
В ревизии 1720 года в Белослудской слободе записан верхотурский посадский человек Григорий Маслов, но с пояснением что «приехал он в Белослудцкую слободу к свойственным к людем ради свидания»[98].
В 1800 году в приходе Белослудской слободы значилось три двора мещан города Ирбита[99]. Все они были родственниками местных священно- и церковнослужителей. Очевидно, что это те, кому не хватало должностей в приходах. Вынужденные покинуть церковное сословие, они из всех прочих предпочитали мещанство.
Деревни Белослудской слободы.
Читатели, наверное, уже заметили, что некоторые приведенные выше деревни не встречаются на современной карте. Названия были неустойчивы. Некоторые мелкие деревни были заброшены или вошли в состав более крупных. Иногда составители документов пропускали названия или дважды описывали одну деревню.
Для идентификации старых названий применяются специальные методы исследований. В первую очередь, генеалогический – сравнивая состав жителей разных по названию деревень. Учитывается и порядок описания деревень при сплошной переписке.
Исследование Белослудской слободы затрудняется тем, что здесь у жителей сравнительно поздно закрепились семейные прозвания (фамилии). Поэтому представленные ниже результаты имеют предварительный характер.
Белослудское село. Почти всегда центральное поселение возникает одновременно с созданием соответствующей административной единицы. Центр исследуемой слободы – современное село Белослудское – возникло при создании административной Белослудской слободы, то есть, 1644 года. Подтверждается это тем фактом, что из семи первых крестьян слободы, набранных в год основания, почти все обнаруживаются в переписи 1659 года жителями центрального поселения. Шестеро из них в крестьянской книге 1649 года названы «пенежанами»[100], то есть, уроженцами бассейна реки Пинеги, который в XVII веке входил в Кеврольский уезд. Седьмой – Терешка Карпов – «пенежанином» назван в крестоприводной книге 1645/46 года. Следовательно, все первые жители были уроженцами обширного, но малозаселенного края, являющегося сейчас восточной окраиной Архангельской области. Самыми первыми жителями села условно можно считать семью Оверкиевых, которые первыми по порядку записаны в крестьянских книгах.
Килачевское село. Впервые упоминается как деревня Килячева в переписи 1659 года. Из семнадцати его дворохозяев переписи 1659 года одиннадцать в крестьянских книгах числятся прибранными в 1644/45 году. Вряд ли такое количество крестьянских дворов переселилось с места на место за полтора десятка лет. Поэтому временем основания села Килачевского следует считать период от 1 сентября 1644 года до 31 августа 1645 года. Из жителей деревни Килячевской первым по списку крестьянских книг идет семья Куземки Исакова Антонова с двумя сыновьями, оба Иваны. Эта же семья записана по деревне первой в переписи 1680 года. Потомки этой семьи приняли фамилию Козминых. Но, все-таки, как и с селом Белослудским, считать их самыми первыми жителями можно только условно.
Деревня Притыка (Первомайская). Деревня расположена между селами Белослудским и Килачевским. Впервые название Притыка фиксируется переписью 1680 года. Но в переписи 1659 года между слободой и деревней Килячевой написана деревня Мошкова. В ее единственном дворе жил Гришка Елфимов сын Мезенец. Уже по порядку описания можно предположить, что речь идет о Притыке. В пользу этого говорит и история семьи Мошковцевых. В переписи 1680 года в Притыке дворохозяином первого по порядку двора показан Аничка Григорьев сын Мезеня. В крестоприводной книге 1682 года он записан с прозвищем Мошковец. В следующих переписях его сын Петр носит фамилию Мошковцов. Подобных прозвищ в слободе больше не встречается. Очевидно, что Аничка Григорьев — сын Гришки Ефимова, который ранних документах показан с фамилией Щапихин. Значит, из единственного двора последнего и выросла деревня Притыка. Пришел Гришка, согласно крестьянской книги 1649 года, в 1644/45 году. Но когда именно была основана деревня Притыка сказать сложно, так как единственный двор мог быть перенесен на новое место спустя много времени после прихода Гришки Щапихина в Белослудскую слободу.
Временем основания деревни следует считать период от 1645 до 1659 года. Первопоселенец пришел из бывшего Мезенского уезда. Сейчас эта территория разделена между Архангельской областью и Республикой Коми.
Деревня Подкорытова. Упоминается только в переписи 1659 года с указанием «на Ляге речке». Из пяти ее дворохозяев только один обнаружен в Белослудской слободе в более ранних документах – Елеска (Алешка) Перфирьев. В 1652 году он упомянут в качестве зятя Федьки Федеряги: «живет своим двором не в пашне, пришел с Ырбита». В списке Ирбитской же слободе в 1652 году обнаруживается и вероятный основатель деревни – Ивашко Алексеев сын Подкорытов с указанием: «в беломесных на Белой Слуде, взять ево в пашню». Видимо, при переводе на пашню он и получил землю, где возникла деревня Подкорытова. Достоверно проследить судьбу деревни не удается, так как после башкирских набегов 1662-1665 годов все ее жители из Белослудской слободы исчезли. Иван Подкорытов стал одним из первопоселенцев Шадринской слободы[101].
Возможно, на месте Подкорытовой к 1680 году поставили деревню Заляжскую (Фролову).
Деревня Федерягина. Показана переписью 1659 года. По порядку описания – между Килячевой и Подкорытовой на Ляге, то есть, в районе впадения Ляги в Ирбит. В единственном дворе жил Федька Ларионов сын Федерягин. Пришел в Белослудскую слободу в 1644/45 году, «пермитин», то есть уроженец Чердынского или Кайгородского уездов. Деревня, видимо, просуществовала до башкирского набега. В переписи 1680 года семья с фамилией Пермитины записана жителями деревни Килачевской. Скорее всего, Федерягина была не деревней, а стоявшим на отшибе двором.
Деревня Басманова. Показана только переписью 1659 года с указанием «на речке Бобровке». Очевидно, речь идет о Бобровке – притоке Ирбита. Белослудская деревня оказалась в окружении деревень Усть-Ирбитской слободы. Имя получила по одному из жителей – Лукьяну Семеновичу Басманову, пришедшему в Белослудскую слободу в 1644/45 году с Пинеги. После башкирского восстания Басманова не упоминается. Некоторые крестьянские семьи из этой деревни позже обнаруживаются в более южных белослудских деревнях (см. далее). Возможно, на месте Басмановой была поставлена усть-ирбитская деревня Ретнова.
Деревня Фролова. На современной карте – летник Фролы на правом берегу Ирбита немного выше устья Ляги. Впервые название встречается в 1719 году. Но по составу жителей видно, что в 1710 году эта деревня называлась Заляжской. Прежнее название соответствует географическому положению деревни Фроловой. Новое название деревня получила в честь Фрола Герасимова, пришедшего с отцом Герасимом Григорьевым из Пинежского уезда в 1677/78 году, прибранного в белослудские крестьяне во время переписи 1680 года и ставшего родоначальником местного крестьянского рода Фроловых. В 1680 году деревня Заляжская уже существовала, но состав ее жителей полностью не совпадает с переписью 1710 года. Семьи 1680 года пришли из разных слобод Верхотурского уезда – Подгородья, Невьянской и Ирбитской.
Все крестьяне деревни Заляжской 1680 года к 1710 году исчезают из списков Белослудской слободы, поэтому полная замена жителей в деревне естественна.
Возможно, что Заляжская была поставлена на месте деревни Подкорытовой, исчезнувшей во время башкирского восстания. В таком случае получается, что за первые полвека существования в деревне дважды полностью обновилось население.
Деревня Голякова. Впервые описана переписью 1680 года, когда в ней насчитывалось шесть дворов. В половине дворов жили бывшие крестьяне деревни Басмановой (Корноуховы и Порадеевы). Их бывшая деревня после башкирского набега, очевидно, была занята крестьянами Усть-Ирбитской слободы. Поэтому при восстановлении они вынуждены были переселиться на свободные земли. Произойти это могло в конце 60-х годов XVII века. В пользу этого говорит дата прихода крестьянина Сеньки Иванова сына Корноухова «в Сибирь» — он показан пришедшим в 1669/70 году. Поскольку Корноуховы в Белослудской слободе жили почти с момента ее основания, в этой дате можно видеть время последнего прибора «в пашню». К тому же, Семен Корноухов стоит первым в списке деревни. В переписи 1710 года жители деревни, видимо, переписаны под названием Толстокулакова, одна из семей которой совпадает с единственной крестьянской семьей деревни Голяковской в ревизии 1719 года. Жители в деревне между 1680 и 1710 годами полностью сменились.
Село Чернорицкое. Впервые упоминается в переписи 1680 года как деревня Черноречская. Самая крупная в то время деревня Белослудской слободы – 24 двора. Шестеро дворохозяев показаны родившимися в Белослудской слободе, четверо – в других слободах Верхотурского уезда. При таких записях даты прихода «в Сибирь» не отмечались. Время переселения остальных следующее: 1642/43 – 1, 1649/50 – 1, 1662/63 – 1, 1666/67 – 3, 1668/69 – 5, 1672/73 – 2, 1677/78 – 1. Первые три даты не могут быть временем появления деревни. На следующие две — 1666/67 и 1668/69 годы — приходится более половины датированных дворов. К тому же, это время восстановления разоренных башкирами слобод и деревень. Среди жителей Черноречской списка 1680 года четверо – бывшие жители деревни Басмановой. Один из них показан пришедшим в 1666/67 году, двое – в 1668/69 году. Видимо, история основания Черноречской аналогична деревне Голяковой – первые жители до набегов имели дворы в деревне Басмановой, земли которой после набега заняли усть-ирбитские крестьяне. Наиболее вероятные даты основания деревни Черноречской — 1666/67 или 1668/69 годы.
Село Крутихинское. Впервые с названием деревня Крутитцкая записана в переписи 1710 года. Но сравнение списков жителей показывает, что эта же деревня существовала уже в переписи 1680 году под названием Ермолинская. В это время в деревне насчитывалось четыре двора, все жители которых показаны уроженцами Белослудской слободы. В двух дворах жили братья Фомка и Елизарко Ермолины. Возможно, они – дети Ермолки Ерофеева, мезенца, жившего в 1659 году в центральном поселении Белослудской слободы. Очевидно, что деревня названа по этой семье. Они же, следовательно, и наиболее вероятные первопоселенцы. Кроме них в деревне в 1680 году жили Комаровы и Новожиловы. Временем основания деревни можно считать 1670-е годы. К 1719 году никого из первых четырех семей в деревне не осталось.
Деревня Капустина. Показана в переписи 1680 года. Из троих ее дворохозяев у двух датой поселения «в Сибири» назван 1668/69 год, что совпадает со временем активного восстановления верхотурских слобод после башкирского набега. Первым в списке деревни стоит ее вероятный основатель – Василий Иванович Капустин, живший в Белослудской слободе с 1644/45 года, выходец с Пинеги. В 1659 году он был записан в деревне Басмановой. В перечне последствий башкирского набега про него сказано: «съехал на Исеть». В 1668/69 году Капустин, видимо, вновь был поверстан в Белослудской слободе. Этот год и следует считать датой основания деревни. На карте Ремезова (около 1700 года) деревня Капустина показана на левом берегу реки Ирбит между Белослудской слободой и деревней Молоковой, чуть выше устья некой речки Козлихи. К переписи 1710 года все семьи деревни из Белослудской слободы исчезают. Не встречается больше и название Капустина. Видимо, в дальнейшем на ее месте возникла деревня Фочи.
Деревня Шарапова. Впервые записана в переписи 1710 года под названием Фоминская. Тогда в ней было три двора, в которых жили представители одной семьи, проходящей в других документах с фамилией Фомины (позже — Фоминцевы). В 1680 году все они жили в соседней деревне Килачевской, куда переселились после 1666 года из Ирбитской слободы. На Урал семья переселилась с Пинеги. Фамилия Шараповы в деревне известна с 1760-х годов. Название деревни Фоминская (Фомина) сохранялось до XX века.
Село Горки. Впервые появляется в ревизии 1719 года как деревня Горская, насчитывающая три двора. В двух дворах жили братья Марк и Савва Гавриловы – родоначальники фамилии Гашковых, в третьем – Никифор Уймин. Братья в 1710 году записаны по деревне Притыке. Там же в 1680 году жил их отец Гаврила Григорьев, выходец с Мезени, пришедший «в Сибирь» в 1663/64 году. Уймины (Уймевы) в 1680 году жили в деревне Черноречской, куда пришли из верхотурского Салдинского погоста. В 1710 году семья записана по деревне Толстокулаковой. По Толстокулаковой же в 1710 году записаны и жители соседней деревни Голяковой, название которой известно на тридцать лет ранее (см. выше). Видимо, Толстокулакова, — ономастический фантом, возникший в результате небрежности писца. Судя по всему, это искаженное сдвоенное название Горская-Голякова. В этом случае, Горки существовали уже в 1710 году и его первопоселенцами были Уймины.
Фамилии Белослудской слободы.
К концу XVIII века у белослудских крестьян в основном завершился процесс закрепления семейных прозваний (фамилий). Исповедная ведомость 1800 года показывает в Белослудской слободе следующие фамилии[102].
В самой слободе: у церковнослужителей и мещан – Пономаревы, Топорковы, Тюшевы, Удинцовы, Шишевы; у крестьян — Володимеровы, Гавриловы(х), Демины, Дягилевы, Елфимовы, Зыряновы, Казанцовы, Кондратьевы, Коноваловы, Лукояновы, Максимовы, Павловы, Перских, Петуховы, Пономаревы, Распоповы, Русаковы, Топорковы, Уфинцовы, Фроловы, Шишевы, Щитовы.
В деревне Притыке: Баженовы, Елфимовы, Емельяновы, Максимовы, Мошковцовы, Новоселовы.
В деревне Килачевой: Акишевы, Ильиных, Козминых, Перских, Степановы, Федосиевы, Шмаковы, Юшковы.
В деревне Черноритской: Аврамовы, Аникины, Гилевы, Гришаевы, Дорофеевы, Дорохины, Емельяновы, Епанчинцовы, Жуковы, Карфидовы, Кондрашевы, Мартыновы, Минеевы, Моисеевы, Никифоровы, Осиповы, Пантелеевы, Петровы, Петуховы, Пономаревы, Поповы, Родиновы, Судьиных, Федуловы.
В деревне Крутихе: Агафоновы, Даниловы, Евтифеевы, Емельяновы, Жуковы, Калмаковы, Коноваловы, Лазуковы, Лукояновы, Мартыновы, Новожиловы, Родионовы, Силины, Софоновы, Спирины, Топорковы, Трофимовы, Фомины.
В деревне Фочиной: Мельниковы, Никифоровы, Павловы, Фотеевы.
В деревне Мельниковой: Игнатьевы, Мельниковы, Щербаковы.
Шмаковского прихода.
В деревне Фроловой: Крушинины, Фроловы, Новоселовы.
В деревне Фоминской: Говорухины, Косминых, Пашнины, Поповы, Пушкаревы, Фоминцевы, Шараповы.
Из списка видно, что большинство фамилий образовано от мужских имен, то есть являются патронимами. В дальнейшем состав фамилий мало менялся[103].
[1] ГАСО. Ф.733. Оп.1. Д.1. Л.299.
[2] Миллер Г. Ф. История Сибири. Т.1. М., 1999. С.385.
[3] Шашков А. Т. К истории возникновения в конце XVI в. первых русских городов и острогов на восточных склонах Урала // Уральский сборник: История. Культура. Религия. Екатеринбург, 1997. С.175-176.
[4] ПСРЛ. Т.36. М., 1987. С.138.
[5] Морозов Б. Н. Жалованная грамота Строгановым 1591 года // Русский дипломатарий. Вып.6. М., 2000. С.192.
[6] Миллер Г. Ф. Т.1. С.384.
[7] Миллер Г. Ф. Т.1. С.378-379.
[8] Миллер Г. Ф. История Сибири. Т.2. М., 2000. С.501.
[9] Вершинин Е. В. Воеводское управление в Сибири (XVII век). Екатеринбург, 1998. С.178.
[10] Миллер Г. Ф. Т.2. С.294, 296, 298.
[11] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.35. .Л.117 об.
[12] Курлаев Е. В., Манькова И. Л. Освоение рудных месторождений Урала и Сибири в XVII веке: у истоков российской промышленной политики. М., 2005. С.63-64.
[13] Коновалов Ю. В. Формирование населения Ирбитской слободы в первые пятьдесят лет существования (1632-1682 гг.) // Ирбит и Ирбитский край. Очерки истории и культуры. Екатеринбург, 2006. С.15-16.
[14] Миллер Г. Ф. Т.2. С.530, 548-553, 556-559, 560-562, 572-573, 576.
[15] Миллер Г. Ф. История Сибири. Т.3. М., 2005. С.308-310, 314-316.
[16] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.225. Л.130 об.
[17] Вершинин Е. В. Воеводское управление в Сибири. С.153.
[18] Коновалов Ю. В. История основания Краснопольской слободы // Тагильский край в панораме веков. Вып.2. Материалы краеведческой конференции, посвященной 160-летию Нижнетагильского Государственного музея-заповедника горнозаводского дела Среднего Урала. Нижний Тагил, 24-25 апр. 2001 г. Нижний Тагил, 2001. С.163-173.
[19] Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга. Т.1. СПб., 1895. С.404-420.
[20] ИРЛИ. Колл. В.Н.Перетца. Д.107. Л.4; РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.24. Л.37 об.; Там же. Д.35. Л.35 об.
[21] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.106. Л.30 об.
[22] Коновалов Ю. В. Формирование населения Ирбитской слободы. С.17.
[23] Миллер Г. Ф. Т.2. С.597-598.
[24] Миллер Г. Ф. Т.2. С.606-607.
[25] РГАДА. Ф.214 Оп.1. Д.342. Л.57.
[26] РГАДА. Ф.214 Оп.1. Д.389. Л.311 об.
[27] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.106. Л.54, 64 об.
[28] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.43. Л.107-108.
[29] Миллер Г. Ф. Т.2. С.586, 588-591.
[30] Миллер Г. Ф. Т.2. С.580.
[31] РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 194. Л.26 об., 61 об.-62, 94-94 об., 118 об.-119.
[32] Перевалов В. А., Коновалов Ю. В. Крестоприводные книги Верхотурского уезда XVII века (Проблемы изучения и публикации) // Культурное наследие российской провинции: история и современность. К 400-летию г. Верхотурья. (Тезисы докладов и сообщений Всероссийской научно-практической конференции 26-28 мая 1998 г., Екатеринбург-Верхотурье). Екатеринбург, 1998. С.71-76.
[33] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.225. Л.130 об.-135.
Соль земли. Летопись килачевского крестьянства Ирбитского района Свердловской области. Екатеринбург, 2008. С.7-27.