Новгородские бояре Овиновы (продолжение8)

Если мы предполагаем, что Захар Григорьевич — сын Григория Юрьевича (см.ранее), то следующий шаг в реконструкции — связка Григория Юрьевича с Юрием Ивановичем (из Матвеичей) или с Юрием Онцыфоровичем (из Онцыфоровичей). Это шаг уже сравнительно несложен.

В синодике Клопского монастыря 1660г. список имен строителей м-ря Колмовского завершается, после имени Юрия и Онцыфора, именем Григория.

Дополнительный “плюс” в пользу происхождения Григория Юрьевича от Онцыфоровичей находится в “Записке Двинских земель…” 1478г.: Иван Захарьевич Овинов совладеет землями с Есифом Андреяновым (разумеется, с внуком Михаила Юрьевича и правнуком Юрия Онцыфоровича, а не с “Павшиничем”!).

Кроме того, боярская усадьба на Кузьмодемьянской улице, где найдены (наряду с грамотами Онцыфоровичей) грамоты Григория и некоего Сидора, находится вблизи от усадьбы Онцыфоровичей, на участках “Е” и “И” Неревского раскопа.

Вид места в Великом Новгороде, где в 50х-60х годах 20в. был заложен т.н. “Неревский раскоп”

<Илл.12улс>

Планы Неревского раскопа

<Илл.12пла>

<Илл.12плн>

И вид самого Неревского раскопа (фото 1953г.)

<Илл.12рас>

После окончания археол.исследований на этом месте были постоены современные (на то время) многоквартирные дома, кот.стоят и по сей день.

Cовсем недавно древним новгородским улицам были возвращены их исторические названия. На моих фото 2004г. — таблички на стенах домов, стоящих на месте усадеб бояр Мишиничей-Онцыфоровичей и Овиновых в бывшем Неревском конце.

<Илл.12к, к-в, к-т>

Где-то вблизи от перекрестка Великой и Кузьмодемьянской ул., рядом с “домом Савинского попа”, находилось “место белое нетяглое Шепеля Овинова”.

Если мы теперь соединяем жителя Кузьмодемьянской улицы кон.15в. Шепелю Есифовича Овинова с “Онцыфоровичем” Есифом Андреяновым, то круг Овиновых, как минимум, оказывается очерчен сл.образом:

<схема 55>

Дальнейшее движение “вглубь веков” — это родословная предков Юрия Онцыфоровича, которая подробно разработана акад.В.Л.Яниным. Вряд ли я смогу изложить тему лучше, чем автор. Поэтому — просто приведу далее отрывок из его книги.

1. “…Берестяные грамоты Мишиничей— Онцифоровичей и некоторые проблемы их атрибуции

История боярской семьи Мишиничей — Онцифоровичей в общих чертах запечатлена в летописном рассказе, который позволяет связать нитью восходящего родства представителей по крайней мере пяти поколений этой семьи. Последним ее достоверным членом, известным летописцу, был Юрий Онцифорович, впервые упомянутый под 1376г., избранный на посадничество в 1409г. и умерший в 1417г. Летопись, правда, не содержит прямых указаний на его происхождение от Онцифора Лукинича, однако такое указание имеется в списке новгородских посадников, помещенном в начале Комиссионной рукописи перед текстом Новгородской I летописи младшего извода. Указанный список был составлен около 1423г., т. е. спустя всего лишь шесть лет после смерти Юрия Онцифоровича, и приведенному в нем сообщению можно довериться с полным основанием.

Отец Юрия — Онцифор Лукинич упомянут летописцем впервые под 1342г.; в 1350—1354г.г. он был посадником, затем отказался от степени и в 1367г. умер. Летописец рассказывает о его происхождении от Луки Варфоломеевича, погибшего во время похода на Двину в 1342г., а до того упомянутого в летописном рассказе под 1333г. Летописный контекст не оставляет сомнений в том, что Лука был сыном посадника Варфоломея Юрьевича, упоминаемого в летописи с 1331г., а в актах — с 1323г. и умершего в 1342г. Рассказ о его погребении сообщает, что Варфоломей был сыном посадника Юрия Мишинича, избранного на посадничество в 1291г. и погибшего в битве под Торжком в 1316 г.

Свидетельство о том, что Юрий Мишинич приходился родным братом еще одному посаднику второй половины XIIIв. — Михаилу Мишиничу, появившемуся впервые на страницах летописи под 1272г. и умершему в 1280г., содержится лишь в списке посадников, составленном около 1423г., т.е. спустя почти полтора столетия после смерти Михаила Мишинича, и может оказаться ложной реконструкцией, основанной составителем списка лишь на тождестве отчеств Юрия и Михаила.

Существует еще два летописных имени, вызывавших предположения о родстве их носителей с семьей Мишиничей — Онцифоровичей. Летопись под 1376г. упоминает некоего боярина Максима Онцифоровича, а под 1421г. — Лукьяна Онцифоровича, редкое отчество и время деятельности которых вполне соответствует догадкам о том, что они могли быть сыновьями Онцифора Лукинича и братьями Юрия Онцифоровича.

Приведенные сведения могут быть изложены в виде генеалогической таблицы (схема 1).

<Схема 56>

В публикациях А.В.Арциховского выявлено в общей сложности 30 берестяных грамот, полученных или написанных членами семьи Мишиничей. Из них одна написана Варфоломеем (№391), одна — Лукой (№389), семь грамот получены (№ 98—101, 180, 339, 385) и две написаны (№ 354, 358) Онцифором, пять грамот получены Юрием Онцифоровичем (№ 94, 97, 167, 362, 370).

Совокупность перечисленных грамот, сохранивших имена достоверных членов семьи Мишиничей, является важнейшим аргументом в пользу безусловной правильности общей атрибуции всего комплекса. Однако издателем грамот были привлечены и иные убедительные доводы, подтверждающие правильность их определения.

Относительная и абсолютная хронология грамот с достоверными именами Мишиничей, устанавливаемая согласным показанием стратиграфических и палеографических данных, полностью соответствует летописной хронологии этих имен. Все пять грамот Юрия Онцифоровича извлечены из слоев 5—8-го ярусов, датируемых средствами дендрохронологии 1369—1422г.г. Шесть из девяти грамот Онцифора (№99—101, 180, 354, 358) найдены в слоях 9-го яруса, датируемого 1340—1369г.г. Что касается остальных трех, то одна из них (№98), обнаруженная в слоях 8-го яруса (1369—1382 г.г.), фактически принадлежит к тому же документу, что и обрывок № 100, а этот последний был найден в 9-м ярусе. Грамота №98, таким образом, еще в древности была перемещена в лежащий выше слой во время каких-то местных работ. В остальных двух грамотах (№ 339, 385), извлеченных из более поздних слоев 6—7-го ярусов, Онцифор титулуется посадником (в Новгороде был только один посадник с таким именем). Наконец, грамоты Луки и Варфоломея обнаружены соответственно в 10-м (1313—1340г.г.) и 11-м (1299—1313г.г.) ярусах.

Отмеченные хронологические совпадения были подтверждены Арциховским характеристикой адресатов этих грамот. Адресаты были богатыми феодалами; к ним обращаются, употребляя термин “господин”; в двух грамотах (№ 98, 358) Онцифор назван посадником, еще раз слово “посадник” встречено в грамоте, не сохранившей имени адресата (№ 339), но относящейся к тому же комплексу.

К этим аргументам добавляется и еще один — топографический. Летописный рассказ 1342г. сообщает о том, что Варфоломей Юрьевич был погребен в “отне гробе”, т. е. в гробу его отца — Юрия Мишинича, а Академический список Новгородской I летописи младшего извода уточняет местонахождение этой могилы: “у святых 40”. Церковь Сорока мучеников, возле которой в 1219 г. собиралось вече Неревского конца, ныне не сохранившаяся, находилась в ближайшем соседстве с местом раскопок на Неревском конце; она отстояла от исследованного перекрестка Великой и Козмодемьянской улиц на каких-нибудь 100 м.

Более точное указание на место жительства другого члена семьи Мишиничей — Онцифоровичей содержится в приписке 1400г. к новгородскому Прологу из Синодального собрания: “В лето 6908 индикта 9 лета написаны быша книгы сия глаголемый пролог ко святома чюдотворцема и безмездникома Козмы и Дамьяну на Кузмодемьяну улицю при князи великом Васильи Дмитриевиче, при архиепископе новгородьскемъ владыце Иване, а повелениемъ рабов божиих боголюбивых бояр Юрья Онсифоровича, Дмитрия Микитинича, Василья Кузминича, Ивана Даниловича и всих бояр и всей улици Кузмодемьяне”. Приписка 1400г. говорит о том, что Юрий Онцифорович жил на Козмодемьянской улице Неревского конца, т.е. именно на том участие Новгорода, который подвергся раскопкам в 1951 —1962 г.г. Наконец, здесь же находится и церковь Спаса на Разваже, строителем которой Новгородская II летопись называет Лукьяна Онцифоровича.

Местоположение посадничьей усадьбы устанавливается с предельной точностью. Во-первых, из 16 грамот с именами известных по летописи членов семьи Мишиничей— Онцифоровичей 13 найдены в границах усадьбы получившей условное литерное обозначение “Д” и занимавшей часть квартала, который примыкал к перекрестку Великой и Козмодемьянской улиц с северо-запада. Лишь 3 грамоты (№ 354 — Онцифора и №362, 370 — Юрия) обнаружены на территории соседней усадьбы (“И”), находившейся к югу от усадьбы “Д”, по другую сторону Козмодемьянской улицы. Во-вторых, именно на усадьбе “Д” раскопками 1953г. были вскрыты остатки каменной постройки 5-го яруса (1409—1422г.г.), определенной как боярский терем.

Бесспорность атрибуции 16 грамот с достоверными именами Мишиничей — Онцифоровичей позволила Арциховскому отнести к той же семье еще нескольких авторов и адресатов, имена которых известны летописцу, но без указания их связи с Онцифоровичами. Среди таких грамот наиболее заметную группу составляют восемь берестяных писем, адресованных “господину Михаилу Юрьевичу” (№ 157, 297, 300, 301, 306, 308, 311, 313). Все эти грамоты найдены на территории одной усадьбы (“И”) в слоях 3—6-го ярусов (1396—1446г.г.). Предположение, что Михаил Юрьевич был сыном Юрия Онцифоровича, подтвердилось в 1958г. находкой берестяной грамоты № 301, в которой Михаил Юрьевич назван “сыном посадничьим”. Арциховский обращал также внимание на факт церковного строительства Михаилом Юрьевичем в Колмове, т. е. в монастыре, территориально примыкающем к Неревскому концу. Однако некоторые сомнения в такой идентификации порождает принадлежность всех грамот Михаила Юрьевича не к усадьбе “Д”, где обнаружено большинство грамот Мишиничей — Онцифоровичей, а к усадьбе “И”.

Не мог ли Михаил Юрьевич быть сыном другого одноименного посадника Юрия? Списки новгородских посадников знают двух современников Юрия Онцифоровича с таким именем. Юрий Дмитриевич упоминается в летописи как посадник в 1397—1409г.г. (он умер в 1410г.). Юрий Иванович известен летописцу между 1350 и 1380г.г. Юрий Дмитриевич, однако, известен как инициатор постройки церкви в Аркаже монастыре и посадник, представительствовавший от Загородского конца. Очевидно, что предположение о его родстве с Михаилом Юрьевичем должно быть отброшено, коль скоро он не имеет отношения к Неревскому концу. Что касается Юрия Ивановича, то он, напротив, тесно связан с Неревским концом, как это может показаться из сообщения Новгородской III летописи под 1350 г.: “Того же году поставил две церкви каменныя Юрьи посадник, Козму и Дамиана на Холопьи улицы и святаго Иоанна Златоустаго в каменном городе Детинце в Околотке”. Таким образом, основания для поисков дополнительных аргументов в пользу родства Михаила Юрьевича с Юрием Онцифоровичем (а не с Юрием Ивановичем) имеются.

С поставленным здесь вопросом тесно связана пробуема атрибуции грамот, называющих имена Михайловой жены Настасьи, Андреяна Михайловича и Микиты Михайловича. Все три имени соединены в одной грамоте (№ 307); кроме того, имеется берестяное письмо Андреяна Михайловича (№303). Обе грамоты найдены на усадьбе “И” в слое 3—4-го ярусов (1422—1446 г.г.) и истолкованы Арциховским как принадлежащие жене и детям Михаила Юрьевича. Аргументация основана на факте совместных находок этих грамот с грамотами Михаила Юрьевича в границах одной усадьбы и на хронологическом соответствии грамот №303 и 307 возможному периоду деятельности сыновей Михаила Юрьевича.

Поскольку речь идет о лицах, как будто вовсе не известных в других письменных источниках, обоснование родства Михаила Юрьевича с Юрием Онцифоровичем нуждается в дополнительных аргументах.

Можно подвергнуть сомнению принадлежность к комплексу грамот посадничьей семьи Мишиничей — Онцифоровичей берестяных писем, полученных Максимом. Всего таких грамот отмечено Арциховским пять (№91, 271, 272, 279, 370). Они найдены в слоях 8-го яруса (1369—1382г.г.), которые хронологически соответствуют летописному упоминанию боярина Максима Онцифоровича, члена новгородского посольства к митрополиту в 1376г. В основу аргументации, следовательно, положены факт обнаружения в одном слое грамот Максима и Юрия и догадка о том, что летописный Максим Онцифорович был братом Юрия Онцифоровича. Правильность этой догадки блестяще подтвердилась находкой грамоты №370, адресованной крестьянами-“сиротами” одновременно “к Юрию и к Максиму”, однако общий вывод о принадлежности Максиму Онцифоровичу всех грамот с именем Максима представляется не до конца обоснованным, так как определившая такой вывод грамота №370 обнаружена на усадьбе “И”, а все остальные четыре грамоты, полученные Максимом, — на усадьбе “Е”, по другую сторону перекрестка Великой и Козмодемьянской улиц.

Существование еще одного члена семьи Мишиничей позволила установить находка деревянной ложки. На этой ложке, обнаруженной в 1961г. на усадьбе “Д” в слое 11-го яруса (1299—1313г.г.), вырезана надпись: “Еванова Олъфоромеевица”. Место и стратиграфическая дата находки не позволяют сомневаться в том, что этот предмет принадлежал не известному в других источниках брату Луки Варфоломеевича — Ивану.

<Илл.12лож.>

/…/ .

2. Строительство в Колмове и потомки Юрия Онцифоровича

Ряд сведений, подтверждающих правильность отнесения к семье Онцифоровичей всех тех лиц, которых Арциховский признал потомками Юрия Онцифоровича, может быть извлечен из комплекса источников по истории Колмова монастыря, примыкающего к Неревскому концу. Связь этого монастыря с семьей Мишиничей — Онцифоровичей четко обозначена в одном интересном документе, который более ста лет известен историкам в кратком переложении, а затем был обнаружен В. И. Корецким в фонде Поместного приказа и издан в 1969г. Речь идет о духовной грамоте Орины, текст которой ниже воспроизводится:

“Во имя отца и сына и святаго духа. Се яз, раба божия Орина, списа сие рукописание при своем животе. А приказываю в дом святей Троицы и святей Богородицы на Колмово, где живет отец мои и мати моя и род мои. А даю землю на Лопи, на Сыроли, и на Каньели, и на Сосари лешие сельца, а тех сел землю, и воду, и ловища, и пожни все без вывета. А другую землю волость даю на Паше и на Табале землю, и воды, и ловища, и пожни тех сел, и лесы, и на Веряжи, к на Островке, и на Любоеже, и на Броннице. А тех сел всех землю, и воды, и пожни, и ловища, и лишне земли без вывета даю в дом святей Троицы и святей Богородицы на память роду моему и мне, по владению прадеда моего Юрья Анцыфоровича и по деда моего владенью и отца моего и по моему владенью, даю сю землю и в веки. А на то послух отец мои духовной поп Сава святых чюдотворец Козьмы и Домьяна. А хто се рукописание мое преступит, и яз сужуся с ним пред богом в день страшнаго суда божия”.

Макарий ошибочно датировал этот документ XVI веком. После учиненного Иваном III боярского “вывода” сохранение в руках каких-либо бояр земельных владений на территории Новгородской земли маловероятно. Земли, переданные Ориной по ее духовной, числятся за Колмовым монастырем уже в писцовой книге Обонежской пятины 1495—1496г.г., что делает более вероятной датировку приведенного документа еще временем новгородской независимости, во всяком случае, временем до нача^:ла боярского “вывода”.

Правнучка Юрия Онцифоровича Орина живет там, где жили ее предки,— на Козмодемьянской улице Неревского конца: ее духовник — поп церкви Козмы и Демьяна на этой улице. Но ее отец, мать и весь “род” “живут” в Колмовом монастыре. Макарий, несомненно, был прав, понимая это место документа как свидетельство о погребении предков Орины в Колмовом монастыре (в списке, которым располагал Макарий, было не “живет”, а “лежит”).

Связь Колмова монастыря с семьей Мишиничей — Онцифоровичей запечатлена не только в духовной Орины, но и в синодике Клопского монастыря 1660г., в котором оказались записанными имена создателей Колмова монастыря: “Варфоломея, Луки, Максима, Анъсифора, Георгия, Григория”. В приведенном списке легко опознаются уже знакомые нам по берестяным грамотам лица, в том числе и Максим, родство которого с Юрием (Георгием) Онцифоровичем получает новое подтверждение.

Единственный существующий очерк истории Колмова монастыря, составленный Макарием, изобилует ошибками, в частности, смешением сведений, касающихся в действительности двух разных новгородских пригородных монастырей — Успенского Колмова и Троицкого Коломецкого. Колмовом называется местность на левом берегу Волхова, ниже города, примыкающая к Неревскому концу. Коломцы — урочище, хорошо известное археологам по находившейся там неолитической стоянке, расположенное на правом берегу Волхова, много выше города, у самого истока реки.

Смешав два разных монастыря, Макарий был введен в заблуждение Новгородской III летописью, в которой сообщение 1310г. о строительстве монастыря на Коломцах сопровождено своего рода справкой: “Другую церковь камену постави на Коломцах архимандрит Кирилл Георгиева монастыря во имя пресвятыя богородицы Успения, последи же Колмово именовася”. Составитель же Новгородской III летописи в свою очередь ошибся из-за того, что в Колмове и на Коломцах существовали одноименные церкви Троицкая и Успенская (Троицкая на Коломцах и Успенская в Колмове были соборными, а Троицкая в Колмове и Успенская на Коломцах — трапезными). Когда составлялся свод, Коломецкого монастыря уже не было: он не восстанавливался после его разрушения во время шведской оккупации Новгорода в 1612-1617г.г.

Древнейшее упоминание Колмова в летописях относится к 1386г. Оно свидетельствует о том, что в 80-х годах XIVв. монастыря в Колмове, по-видимому, еще не существовало. Под 1386г. летописи содержат рассказ о сожжении новгородцами в целях обороны от войск Дмитрия Донского подгородных монастырей и церквей. В той части пригородной равнины, которая примыкает к Неревскому концу, новгородцами было уничтожено пять монастырей: Духов, Борисоглебский (на Гзени), Богородицын (Зверин), Николин (Белый), Лазарев. Колмова монастыря среди них нет, и это тем более показательно, что сама местность Колмово фигурирует в рассказе об истреблении подгородных построек. Здесь была сожжена приходская церковь: “а церквей деревяных 6 пожгли: …Михаиле святыи на Колмове…” Колмовский мирской храм как стоящий вне монастыря упоминается и в Росписи 1615г.: “Идучи на Колмово, зовется на поле храм деревянной Архангел Михаил”. Если бы Колмов монастырь уже существовал к 1386г., странным было бы его сохранение в обстановке, когда была выжжена даже отдельно стоящая в той же местности Неревского заполья деревянная церковь.

Очевидно, более правильным будет вывод о первоначальном создании Колмова монастыря Юрием Онцыфоровичем в 1392г., основанный на сообщении Новгородской IV летописи под указанным годом: “Юрьи Онцифорович постави церковь святыя Богородица Успенье на Колмове, и монастырь устрой”. Этот вывод, вполне совпадающий с духом завещания Орины, которая ведет свое родословие только от Юрия, но не от более отдаленных предков, не противоречит, как мне кажется, и показаниям Клопского синодика, хотя в последнем в числе строителей Колмова монастыря названы такие предки Юрия Онцифоровича, как Варфоломей, Лука и Онцифор. В синодике созданного Юрием Колмова монастыря, откуда эти сведения были заимствованы в Клопский синодик, имена почитаемых Юрием Онцифоровичем предков могли быть записаны для заупокойного поминания. Это тем более вероятно, что в Клопском синодике хронологическая и генеалогическая очередность “ктиторов” не выдержана: имя брата Юрия Онцифоровича — Максима названо раньше имени их отца Онцифора.

Возможно, однако, предположение, что земельное владение Орины начало формироваться только при ее прадеде Юрии, а участки, унаследованные им самим, отошли в свое время в другие нисходящие линии его потомков, почему Орина и не упоминает в завещании более древних предков. Но это не так. Тайбольская земля, фигурирующая в этом завещании, была куплена еще Лукой Варфоломеевичем: ободная Луки на эту землю обнаружена Корецким в том же комплексе колмовских грамот. Думается, что архитектурными исследованиями Успенской церкви Колмова монастыря (которая считается основанной в 1310г.) в дальнейшем будет возможно проверить изложенный здесь вывод о ее более позднем сооружении, уточнив дату ее первоначальной постройки.

Известие Новгородской IV летописи, цитированное выше, было повторено составителем Новгородской III летописи, где оно оказалось сплавленным с другим любопытным для нас сообщением: “В лето 6903. Исак Анциферовичь постави церковь камену Собор святого Михаила архангела в Аркаже монастыре, а брат его Юрьи Анцифоровичь поставил церковь каменну Успение пресвятеи Богородицы, напредъ святого Михаила архангела, в лето 6900, и монастырь устроиша”. Источник первой части этого текста обнаруживается в рассказе Новгородской I летописи под 1395 (6903)г.: “Того же лета постави Исак Онкифов церковь камену Збор святого Михаила в Аркажи монастыри”. Превращение Исака Акинфиевича в Онцифоровича совершилось под пером сводчика, который сопроводил свою ошибку произвольным генеалогическим построением.

Забота Юрия Онцифоровича об устроении Колмова монастыря отмечена и сообщением Новгородской III летописи еще об одной его монастырской постройке. В рассказе о смерти Юрия приведен список связанных с его инициативой новгородских церквей, в котором на первом месте назван Троицкий храм (трапезная) в Колмовом монастыре.

Принимая во внимание особую связь Юрия и его потомков с Колмовым монастырем, который всеми приведенными материалами характеризуется как родовой монастырь боярской семьи, находящейся с ним в отношениях ктиторства, мы вправе ожидать, что и в дальнейшем строительстве этого монастыря руководящая роль будет принадлежать потомкам Юрия — его сыновьям и внукам, его роду, который, по свидетельству духовной Орины, “живет” на Колмове. В этой связи решающее значение имеют два летописных свидетельства.

Новгородская I летопись под 1419 г. приводит сообщение, повторенное потом в Новгородских IV и III летописях, об очередной колмовской постройке: “а Михаила Юрьевич [постави] церковь древяну святого Михаила на Колъмове”. Речь в этом сообщении идет о мирской церкви архангела Михаила, стоявшей на Колмове вне монастырской ограды. Это свидетельство уже приводилось Арциховским в обоснование вывода о родственной связи Михаила Юрьевича и Юрия Онцифоровича, однако исследователь опирался лишь на территориальную близость Колмова к Неревскому концу, а не на материалы о семейном строительстве в этом монастыре.

Другое свидетельство более красноречиво и более важно в связи с нашими наблюдениями. Под 1423г. летописи рассказывают еще об одной колмовской постройке: “и того же лета свершиша две церкви камены: святую Богородицю на Колмове и святого Якова на Лужищи”. Новгородская I летопись, из которой взят цитированный текст, не называет имени строителя Успенской церкви 1423г. Нет этого имени и в повторивших то же известие Новгородских IV и II летописях. Однако это имя сохранилось в одной западнорусской летописи, до сих пор, к сожалению, не изданной. Имею в виду “Сборник епископа Павла”, представляющий собой выборку XVв. из новгородских летописей, ограниченную 1461г. Исследовавший этот сборник А. А. Шахматов отметил некоторую избыточность его сведений сравнительно с Новгородскими I и IV летописями, восходящими к источнику “Сборника епископа Павла”. К числу таких избыточных мест относится, в частности, сообщение 1423г., сохранившееся в “Сборнике епископа Павла” в следующей редакции: “поставила Настасья Михайлова церковь камену святую богородицу Успенье на Колмови у монастыри”. Имя Настасьи Михайловой нам известно; оно имеется в берестяной грамоте № 307 и предположительно было связано с женой Михаила Юрьевича.

Мы видим, что в ранней истории Колмова монастыря тесно переплелись имена Юрия Онцифоровича, Михаила Юрьевича и Настасьи Михайловой. Это переплетение тождественно переплетению имен адресатов берестяных грамот, найденных при раскопках на перекрестке Великой и Козмодемьянской улиц. Если вывод о принадлежности этих лиц к одной семье мог опереться на факт совместного обнаружения полученных ими берестяных грамот, то материалы колмовского строительства полностьь подтверждают такой вывод, демонстрируя совместное участие Юрия, Михаила и Настасьи в монастырски строительстве, которое свидетельством других источников характеризуется как деятельность одной боярской семьи.

Сведения “Сборника епископа Павла” имеют определенную ценность и для уточнения дат берестяных грамот Михаила Юрьевича и его наследников. Позднейшие (по данным стратиграфии) грамоты Михаила Юрьевича залегают в слоях 3—4-го ярусов (1422—1446г.г.). В тех же слоях обнаружены и грамоты его наследников, причем контекст грамоты №307, адресованной сыновьям и жене Михаила, не оставляет сомнений в том, что это письмо получено Настасьей уже в период ее вдовства. Стратиграфические показания берестяных грамот давали возможность сделать лишь весьма общий вывод о смерти Михаила Юрьевича в промежуток от 1422 до 1446г. “Сборник епископа Павла” позволяет уточнить дату этой кончины. Михаил Юрьевич в последний раз упоминается в летописи под 1421г., когда он был одним из представителей Новгорода на состоявшемся в январе указанного года Наровском съезде с Ливонским орденом. Но уже в 1423г. монастырским строительством занята его жена. Очевидно, смерть Михаила Юрьевича может быть отнесена к самому началу 20-х годов XVв. и датирована временем между 1421 и 1423г.г.

Любопытно отметить, что это наблюдение подтверждает и хронологический вывод, касающийся духовной Орины. Будучи правнучкой Юрия, она приходилась внучкой Михаилу Юрьевичу (если, разумеется, у Юрия не было других детей, но о них источники не сообщают) и дочерью какому-то из сыновей Михаила — Андреяну или Миките. А эти последние, как показывает стратиграфия их берестяных грамот, жили во второй четверти XVв. Время деятельности следующего поколения этой семьи, таким образом, падает на третью четверть XVв.

3. Грамоты Максима

Предположения о том, что упомянутый в летописи под 1376г. Максим Онцифорович был родным братом Юрия Онцифоровича, подтверждаются двумя аргументами. Во-первых, Максим упомянут в Клопском синодике среди других Мишиничей. Во-вторых, грамота №370, найденная на усадьбе “И” в слоях 8-го яруса (1369—1382г.г.), адресована Юрию и Максиму. Можно добавить еще один аргумент. В грамоте № 300, полученной Михаилом Юрьевичем, упоминается “Максимов хором”, в котором естественнее всего видеть хоромы Максима Онцифоровича. Существование брата Юрия Онцифоровича по имени Максим, таким образом, не вызывает сомнений. Не до конца аргументированным представляется мне только предположение о принадлежности именно Максиму Онцифоровичу еще четырех берестяных грамот — №91,271,272 и 279.

В пользу принадлежности этих четырех грамот Максиму Онцифоровичу говорят стратиграфические условия их находки (все они обнаружены также в 8-м ярусе) и социальная характеристика адресата, который занимал административную должность сотского (№ 279) и распоряжался зависимыми от него людьми (№ 272). Против этого определения оставшаяся неразъясненной концентрация берестяных грамот, адресованных Максиму, не на достоверной посадничьей усадьбе “Д”, а на находящейся по другую сторону Великой улицы усадьбе “Е”.

Для более полного решения этого вопроса целесообразно привлечь и другие грамоты, содержащие в своем тексте имя Максим. К их числу относятся три документа, в которых Максиму принадлежит авторство (№ 253, 177, 290).

Грамота № 253, содержащая распоряжения Максима ключнику о выдаче Емельяну зерна, каких-то вещей и процентов и о сборе старост, обнаружена на усадьбе “Е” в слоях 7—8-го ярусов (1369—1396г.г.). Ее местонахождение и стратиграфическая дата полностью соответствуют данным четырех упомянутых выше грамот, полученных Максимом. Совпадает и социальная характеристика Максима, предстающего в грамоте № 253 феодалом-землевладельцем. Нет оснований разрывать комплекс грамот Максима, найденных на усадьбе “Е”, и предполагать в авторе грамоты № 253 какое-то иное лицо сравнительно с адресатом грамот № 91, 271, 279. Грамота № 177 происходит из слоев 9-го яруса (1340—1369 гг.) и найдена на усадьбе “И”, т. е. вне только что обрисованного комплекса. Она написана Максимом и содержит распоряжение попу выдать ключи Фоме, а также послать куда-то Григория Онфимова. Арциховский не сопоставлял почерка грамот № 177 и 253, однако последовательное сравнение всех почерков обнаруживает, что оба эти документа являются автографами одного и того же лица. Автор этих грамот одинаково изображает “омегу”, “еры”, “добро” и все другие буквы, которые часто бывают снабжены характерными отсечками на концах линий. Интересно, что в обеих грамотах имя автора передано с ошибкой: “Маским”.

Наконец, грамота № 290, адресованная Максимом Юрию и содержащая следующий текст: “Поклоно от Маскима ко Гюргю. Беи чело батку…”, — найдена на усадьбе “Е”, но в исключительно раннем слое 10—11-го ярусов (1299—1340г.г.). По поводу этой грамоты Арциховский писал: “Надо отказаться от искушения видеть здесь братьев Юрия и Максима Онцифоровичей. Стратиграфия этого не позволяет. Да и имя “Гюрги” слишком архаично”». Однако сравнение почерка грамоты № 290 с почерком уже известного нам Максима — автора грамот № 177 и 253 — устанавливает, что и грамота № 290 написана той же рукой. И здесь, как в рассмотренных выше письмах, автор пишет свое имя с ошибкой: “Маским”.

Таким образом, мы имеем право не архаизировать грамоту № 290, а, напротив, связывать ее с лицом, жившим в середине и второй половине XIVв. Ведь два других документа, написанных тем же почерком, извлечены из слоев этого времени. Расхождение новой датировки (1340—1369 гг.) со стратиграфической датой (1299— 1340 гг.) здесь может быть минимальным. Такие небольшие расхождения всегда возможны: грамоты затаптывались в грязь, попадали в небольшие, практически не прослеживаемые углубления и т. д. А если это так, то автор грамот № 177, 253 и 290 был современником Юрия Онцифоровича. Но грамота № 290 дает основание утверждать также, что написавший ее Максим был братом Юрия, своего адресата. Сама форма челобития с употреблением слова “батка” (отец) такова, что не оставляет сомнений в родственной близости автора и адресата письма. Снова, как и в грамоте № 370, мы видим сочетание в одном документе имен Юрия и Максима, совпадающее с сочетанием имен братьев Онцифоровичей. Относя три автографа Максима к Максиму Онцифоровичу, мы теперь должны вернуться к сведениям об их усадебной принадлежности. Грамота № 177 найдена на усадьбе “И”, уже известной нам по обнаруженным на ее территории письмам с именами Онцифора, Юрия, Михаила и детей Михаила. Грамоты № 253 и 290 происходят с усадьбы “Е”, составляя часть комплекса, в который входят и те грамоты, которые были адресованы Максиму (№ 91, 271, 279). Последним обстоятельством, как кажется, и решается вопрос об общей принадлежности всех перечисленных грамот с именем Максима. Они написаны или получены одним человеком — Максимом Онцифоровичем, сыном посадника Онцифора и братом посадника Юрия.

4. Печать Афанасия Онцифоровича

Имя еще одного члена семьи Онцифоровичей, до сих пор совершенно не известное, позволяет установить найденная в 1954г. костяная матрица для воскомастичной печати. Эта матрица представляет собой низкий цилиндрик диаметром 18 мм и высотой 8 мм, имеющий сквозной канал для ношения на шнуре и снабженный на плоской поверхности штампа углубленной зеркальной надписью в четыре строки: “Офо-насао-нцы-фо”.

Она была обнаружена в квадрате 972 Неревского раскопа на глубине 21—40 см. Ее стратиграфический уровень совпадает с уровнем напластований 2-го яруса, который дендрохронологически датируется серединой-второй половиной XVв. (1446-1462г.г.).

Разумеется, в момент находки костяная печать вызвала определенные ассоциации с уже открытой в 1953 г. первой серией берестяных грамот Онцифоровичей, однако тогда подтвердить такую связь было нечем. Афанасия Онцифоровича не знают другие источники, а стратиграфическая дата находки оказалась значительно моложе того периода, когда еще могли действовать возможные сыновья Онцифора Лукинича. Кроме того, место