Под Цусимой произошла подавляющая мозг картина перевертывания колоссов-броненосцев под аккомпанемент не менее поражающих глаза и слух человека эффектов от бесчисленного количества взрывов японских гранат в сопровождении огня, искр, клубов дыма, громадных фонтанов воды, почему в сопоставлении с невидимыми действиями подводных лодок все приписалось треску и грому артиллерии, а не деликатной скромности мин /…/
Где же это губительное действие артиллерийского огня и поразительная меткость японцев, когда орудий у них было чуть не вдвое больше, когда упорный гул, треск, рев их снарядов продолжался 5-6 часов; а мы очень часто, без всяких строев, топтались, как стадо быков? Выходит — не так страшен черт, как его малюют, да оно и понятно: с таких громадных расстояний фугасными снарядами можно потопить сколько угодно «Уралов», «Камчаток», «Иртышей», но никак уж не броненосцев. Вот мины с подводных лодок — это совсем другое дело! /…/
Страшный грех берут на себя те, кто предполагает в деле постройки флота идти по старой дороге, особенно если они сами не будут сражаться и тонуть на полюбившихся им душегубах. Ведь, собственно говоря, вышло так, что мы проделали длиннейший путь только для того, чтобы убедиться своими глазами, как гибнут суда от взрывов мин, так как до очевидности было понятно, что если бы мы даже и разбили японцев в том же роде, как они нас, то все равно при блокировании их портов для овладения путями сообщений они бы нас постепенно утопили своими миноносцами и подводными лодками /…/
За день 14 мая 1905 года у нас погибло четыре броненосца, за ночь три и один крейсер. Если бы броненосец «Николай I» со своим отрядом не был так далеко от «Бородино» и «Орла» и весь флот не отвернулся бы от атакующих миноносцев при наступлении темноты к югу, то, несомненно, число жертв прибавилось бы еще /…/
Итак, днем 14 мая разбили нас японцы не только своими дальнобойными гранатами и превосходством хода, но также подводными лодками, а ночью закончили поражение миноносцами и всякою вообще посудиною, способною ходить и стрелять минами на волне /…/
Присоединение ко 2-й эскадре контр-адмирала Небогатова едва ли ее усилило, потому что ход его судов был ниже, поясная броня его 4 броненосцев находилась под водою, почему их нельзя было считать за броненосцев, а прибавка артиллерии хотя была очень существенна, но она без хода не могла сыграть надлежащей роли, что и оказалось в сражении 14 мая /…/
Что адмирал ждал боя, это видно по сигналам 13 мая днем: «Приготовиться к бою», «Завтра с рассветом иметь пары для полного хода, а крейсерам «Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах» быть в тылу транспортов», «Во время боя иметь лучших телеграфистов и рассыльных у аппаратов».
Что адмирал желал боя именно 14 мая, видно из того, что 12-го и 13-го был туман и эскадра могла бы ускользнуть Цусимским проливом вечером 13 мая, однако Рожественский предпочел поступить по-древнеславянски: «Иду на Вы». Вот только непостижимо — зачем он ослабил свою эскадру отделением 2 вспомогательных крейсеров и взятием с собою яхты «Алмаз», 2 буксирных пароходов и 4 транспортов (двух с углем, одного со снарядами и одного с мастерской)?
Теперь надо задать вопрос: почему бы адмиралу Рожественскому и не искать было боя? Он, как ученый артиллерист, поразивший самого германского императора и его свиту искусным маневрированием и стрельбою па Ревельском смотру, был уверен в превосходстве своей эскадры над японцами даже помимо отряда Небогатова, что он не раз и высказывал. Ту же уверенность поддерживали и другие адмиралы /…/
Может быть, предположения адмиралов и сбылись бы, если бы, на грех, японцы не обзавелись особыми снарядами, дальноходными минами и подводными лодками /…/
С крейсерами «Жемчуг», «Изумруд» и с миноносцами поступили… очень странно: их прикомандировали к разным кораблям, вместо того чтобы составить отдельно отряды специально для борьбы с японскими миноносцами и для ночных атак. Если бы так было приказано, то они могли бы днем держаться в стороне от сражения и тем избежать бесцельных повреждений, а ночью или, вернее, с наступлением темноты, удариться: или против неприятельских миноносцев, расстроив их планы, или пойти в атаку на большие суда.
Формированию таких отрядов… вероятно, помешало то обстоятельство, что большинство командиров миноносцев были гораздо старше и опытнее командиров «Жемчуга» и «Изумруда», так как они уже сделали очень тяжелое плавание до Джибути и обратно в отряде контр-адмирала Вирениуса /…/
Со старшинством вообще нельзя не считаться на военной службе, потому что усердное, добросовестное отношение к ней влечет за собою чины, а те в свою очередь дают власть и предполагаемую способность распоряжаться более сложными и ответственными обязанностями /…/ Как мичманов или лейтенантов не делают сразу адмиралами, так не следует ни начальников отрядов, ни флаг-капитанов назначать из офицеров моложе командиров, составляющих эскадру. Люди всегда останутся людьми, со всеми их слабостями. Авторитет власти никем не оспаривается и всеми охотно признается, если он покоится на обычном старшинстве или на всем ясных, высказанных самим делом, отличиях и дарованиях. Все остальное считается экспроприацией добытых законным трудом положений или, попросту говоря, насилием и произволом, почему, с одной стороны, вызывает зависть, насмешки, глухой ропот, вражду, а с другой — недоверие к себе, подозрение к окружающим и страх за прочность неправильно полученного возвышения. Вот ценз-то тем и был хорош, что он ограничивал присущее всякому начальству кумовство.
У нас на эскадре уже были нелады между командирами и флаг-капитаном Клапье-де-Колонгом, за его никому непонятное возвышение из самых младших капитанов 1 ранга, и между адмиралом — за его высокомерие, грубость, резкость, заискивание перед гвардейским броненосцем «Александр III» и яхтой великого князя «Светлана», но эта вражда еще более увеличилась, когда ни с того ни с сего другой младший командир, капитан 1 ранга Шеин, был сделан начальником разведочного, никогда не разведывавшего, отряда. Это еще потому было очень дико, что маленький крейсерок «Светлана» совершенно ни по каким статьям не подходил к громадным почтовым, пассажирским пароходам «Урал», «Терек», «Кубань», «Рион» и «Днепр», которые составляли этот отряд /…/
Адмирал хотя этого и не понимал, но зато чувствовал устроенную им несправедливость в отношении таких заслуженных командиров, как Бер, отказавшийся от контр-адмиральского чина ради активного участия в войне, как Серебренников, Егорьев, Юнг, и потому не решился создавать еще новых начальников отрядов и новый повод для враждебного к себе отношения.
Я нарочно останавливаюсь на этой интимной стороне жизни эскадры, чтобы в будущем не делать того, что нарушает порядок службы и что оскорбляет людей.
Перед сражением эскадра шла двумя неравными колоннами, и адмирал Того, зная это, хотел пройти контргалсом, чтобы воспользоваться столь выгодным для себя строем, но, заметив наше перестроение в одну кильватерную колонну, переменил свое решение и пошел поперек курса, чем поставил себя на некоторое время из-за позднего поворота в очень невыгодное положение, но вместе с тем очень опасное для обоих головных наших кораблей «Суворова» и «Осляби», которых вскоре и выбил из строя. После того пошел неописуемый, сплошной кавардак, усиленный еще тем, что следующий головной корабль, «Александр III», склонился не на противоположный курс с японцами, а на параллельный /…/
А сколько при этом леденящих мозг картин, сколько потрясающих душу впечатлений и сколько досады и злости за то бессилие, которое мы испытали, очутясь, благодаря негодным кораблям, снарядам, фальшивой системе обучения, в безысходных тисках смерти, из которых большинство судов не выручила даже темнота!
Главными виновниками столь постыдного, столь фатального состояния нашего флота надо признать, во-первых, великолепных министров, заказывавших военные суда без всякого плана и расчета, никогда не думавших ни о войне, ни о приобретении и устройстве станций для флота, а во-вторых, всех начальников эскадр и отрядов, не заботившихся никогда о выработке на практике лучших приемов борьбы с неприятельскими эскадрами и никогда не изучавших ни своих, ни иностранных источников этой борьбы /…/
Адмиралы совсем забыли мудрую боевую поговорку: «Счастлив тот начальник, который, сделав сигнал начать бой, больше не будет нуждаться ни в каких сигналах» — и со спокойною совестью вязали волю командиров настолько, что не разрешали им быть самостоятельными даже с собственной собакой, даже со своей шестеркой или паровым катером. На все испрашивали начальственного соизволения; взять ли лоцмана, послать ли буфетчика на берег, подкрасить ли трубу, вымыть ли команду и ее платье после нагрузки угля?
Адмиралы каждый шаг командиров брали на себя, не прощали им ни тени независимости и только тогда успокаивались, когда своих командиров вкупе с их офицерами превращали наконец в каких-то аморфных, безмозглых существ, реагировавших только на расшаркивания перед начальством, на слепое, не рассуждающее повиновение и на нежелание жить и мыслить без приказаний и разрешений /…/
А вот и постыдные результаты этой вероломной чиновничьей системы: ни один из командиров не проявил ни малейшей инициативы, все ждали приказаний, а приказывать было некому, потому что очередной приказывающий, Небогатов, тоже ждал приказания приказывать; все командиры понимали, что идут на позор России, но все-таки шли; все командиры видели роковые ошибки адмирала, но не смели протестовать. Как можно навлечь на себя гнев громовержца? Лучше смерть, чем немилость, чем стыд от удаления с должности без суда и следствия!
А вот еще другой, не менее удачный результат: у нас погиб весь флот, у японцев всего три миноносца, у нас сокрушило жизнь нескольким тысячам человек, у них из 15000 всего 110 убитыми и утонувшими.
Нет, современная морская война слишком сложна и трудна, чтобы быть поручаема /…/ одному лицу. Крупные ошибки неизбежны. Роковой же престиж власти, так усердно и прямолинейно вбиваемый в головы подчиненных, привел лишь к тому, что не встретил сопротивления: ни в сдаче «Бедового», ни в сдаче целого отряда Небогатова, ни в решимости отдельных начальников нанести наибольший вред неприятелю. А само величие престижа не увлекло очередного адмирала встать самостоятельно в голове эскадры после гибели старших флагманов или их кораблей?