Несомненно, цель снаряжения и посылки 2-й эскадры Рожественского заключалась в оказании помощи Порт-Артурской эскадре. Но как это должно было сделаться, об том никаких разговоров и совещаний с командирами судов не происходило.
Когда отряд контр-адмирала Варениуса застало известие о войне с Японией в Джибути, то его решено было вернуть в Россию, хотя правильнее было бы немедленно подкрепить его всякими высланными тогда из России судами, /…/ контр-адмирал Рожественский предложил свои услуги вести этот слабый отряд против всех сил Японского флота, и, конечно, не с целью верной его гибели, а с намерением подкрепить им Порт-Артурский флот. Это значит, что Рожественский имел уже тогда выработанный план — как это сделать? — и следовательно, если он годился для одного броненосца «Ослябя», двух крейсеров «Дмитрий Донской» и «Аврора» и семи миноносцев, то он еще больше годился для своего сильного (отряда – А.И.Г.), состоящего из 7 броненосцев, 1 броненосного крейсера («Адмирал Нахимов»), 4 легких крейсеров и 9 миноносцев.
Когда Порт-Артурский флот погиб и сама крепость пала, то цель похода 2-й эскадры, вместе с походом отряда Небогатова, должна была, конечно, измениться, так как подкреплять было некого и достижение Порт-Артура делалось излишним. Однако как-то мимоходом адмирал Рожественский задал па Мадагаскаре такой вопрос: «Не опереться ли нам на Чифу?», на что ему ответили: «Не позволят другие державы, да и бесполезно…» Отсюда видно, что ни у всего Морского министерства, ни у самого Рожественского никаких, даже приблизительных, планов не было…
Следовательно, что же могла сделать наша жалкая 2-я эскадра?.. Разве в нашей власти было избежать боя? Конечно, нет! Потому что японцы, поместив себя как в центре у Цусимы и имея сторожевые суда в океане и проливах, всегда успели бы встретить нас если не у проливов, то где-нибудь в Японском море, где-нибудь перед самым Владивостоком.
А разве в нашей власти было при этом избежать предназначенного нам поражения?
Конечно, нет! Потому что мы были обречены к тому: несовершенством стрельбы, снарядов, трубок, таблиц стрельбы, башен, станков, мин, несовершенством судов, эволюции, хода.
Без отлично оборудованных частых баз современный флот действовать не может, потому что без них нельзя сохранить в порядке суда и механизмы, а без этого не будет быстрого хода, а следовательно, и победы.
Это неоспоримая истина, и нет названия той опрометчивости и легкомыслию, с которыми мы ринулись доказывать всему свету обратное. Мало того: мы имели одну настоящую базу на всем нашем восточном побережье — это Владивосток, да и ту умудрились не использовать.
Часть этих соображений я имел смелость высказывать многим высокопоставленным лицам и самому командующему эскадрой, и даже в таких выражениях: «Нечестно вводить в заблуждение государя и русское общество, что из посылки нашей эскадры что-нибудь другое выйдет кроме разгрома и позора». Кроме того, многие из упомянутых мотивов были приведены в моей объяснительной записке к «Плану кампании против японцев», составленной за год до войны и напечатанной в «Отчетах занятий слушателей Николаевской Морской академии», и в особой записке, разработанной в форме «Вопросов и ответов», переданной в Главный морской штаб через командира порта императора Александра III контр-адмирала Ирецкого в июне месяце 1903 года для посылки наместнику и преподнесенной, кроме того, для заключений председателю наших занятий на курсах в Академии.
Большинство командиров тоже понимало всю безнадежность посылки 2-й эскадры, особенно после падения Порт-Артура, но мы все-таки, к удивлению всех иностранцев, шли и шли, не имея не только представления о каких-либо планах нашего начальника, но даже самых общих директив для сражения и обязательно ожидаемого поражения.
Не было условленно: ни рандеву на случай затяжки боя до ночи, ни хода, ни эволюции, ни поворотов, ни как встречать неприятеля, как вести бой, как уменьшить число пожаров, как бороться с пробоинами и кренами, как принимать минные атаки, кому и как распоряжаться в случае потери средств сигнализации, так как вся история морских войн ясно указывала, что роль адмиралов в бою сводится на роль простых зрителей или тех же командиров, а управляться тем же рулем и тою же машиною двум командирам никак невозможно /…/
Отсюда выводы такие.
Адмиралы, решившиеся утверждать, что можно воевать с отдаленным противником без оборудованных баз и без собственных угольных станций, суть не адмиралы.
Адмиралы, решившиеся быстроходные суда обратить в тихоходные и скорострельные, дальнобойные пушки в тихострельные и короткобойные, суть тоже не адмиралы.
Адмиралы, решившиеся вступить в бой с неприятелем без подготовки своей эскадры к разумным, требуемым сражением, маневрированиям и частейшей стрельбе из пушек на самых больших дистанциях и на самом быстром ходу, — не адмиралы, а жалкие школьники!
Разгромили нас японцы, несомненно, своими новыми, дальнобойными, чувствительными гранатами и большим преимуществом хода, позволявшим им занимать в отношении нас выгодные позиции и драться на неслыханных до сих пор дистанциях. Но почему так быстро тонули, перевертываясь, наши лучшие броненосцы? /…/
Говорят, они были слишком перегружены углем, сложенным наверху и, кроме того, от тушения пожаров вода с палуб не успевала стекать, почему все это делало их неустойчивыми.
Это не совсем так, потому что уголь к сражению уже подобрался. Вместо веса воды при тушении пожаров убывал вес шлюпок и других деревянных предметов, пожираемых огнем, а от перегрузки — поясная броня, уйдя глубже в воду, спасала борта ниже броневого шельфа от пробоин, так как японские снаряды, будучи сходны с минами, обладали очень большим радиусом разрушения.
Хорошо, возражают на это, но ведь борта броненосцев были порядочно продырявлены снарядами, почему волна, попадая в палубу, прибавляла очень много вредного для устойчивости веса, снаряды же внизу расходовались, ну вот и еще причина перевертывания судов.
Но, однако, вода, вследствие волны, вступала и снова отступала из палубы, и, наконец, почему же от тех же причин не перевернулись «Суворов», «Орел», «Олег», «Светлана» и другие?
А уж их ли не обсыпали градом снарядов, и особенно «Суворова» и «Орла»! Двести лет можно прожить и не забыть той грандиозной картины, как эти броненосцы плыли точно под извержениями вулканов.
Почему же, повторяю, «Орел» и «Суворов», будучи израненными никак не менее «Александра III» и «Осляби», не перевернулись, а эти перевернулись?
Безусловно, можно быть уверенным, что причиной перевертывания и потопления наших судов было не разрушение борта снарядами и потому медленное наполнение внутренности корабля водою, а исключительно мгновенный приток ее через огромные подводные пробоины в такой страшной массе, что она не успевала растечься по кораблю и тем опрокидывала их. Разве «Цесаревич» и «Ретвизан» в первую ночную атаку 20 января, получив всего по одной мине, не были близки к тому же?
Конечно, такие пробоины могли делать только мины, но так как днем миноносцев в Цусимском сражении не было, с японской же эскадры мины за дальностью расстояний дойти по могли, плавучих или мин заграждения поставить было нельзя, потому что, за невозможностью по чему-либо определиться, японцы сами бы могли нарваться на них, — то откуда же эти мины могли взяться?
А что они были, служило еще доказательством встречи некоторых наших судов с теми из них, которые, не попав в цель, выплыли па поверхность воды. Откуда…спрашивается, они явились — не с неба же?
Несомненно, они явились с подводных лодок, и они-то и делали те громадные пробоины, от которых наши суда перевертывались, потому что подводные лодки стреляют сразу двумя минами.
Другим доказательством верности этого предположения может служить еще то, что броненосец «Ослябя» перед потоплением так вздрогнул, что многие люди попадали с ног, а это от артиллерийских снарядов не бывает. Кроме того, после потопления, не прямо, а вверх килем, у него из погреба выплыло много мин заграждения, а на них спасались люди, что тоже не могло произойти иначе как через большую пробоину /…/
Далее говорят, что в такую погоду да еще по двигающимся стреляющим судам подводные лодки не могли действовать, потом — что японцы не успели их приобрести и, наконец, лучше всего то, приобрели, да не нашли время выучиться.
Конечно, все это чистейший вздор! Погода была как нельзя более для них подходящая, позволявшая им плыть и стрелять, не пользуясь даже перископами: ход нашей эскадры был слишком мал, и притом мы так иногда скучивались, что можно было попадать минами чуть не без промаха. Наши и японские снаряды, конечно, подвергали их риску, но ведь без этого на войне и невозможно, почему и есть слухи, что из 12 лодок у них выбыло три штуки, хотя японцы против того принимали некоторые меры /…/
Теперь если к упомянутым доказательствам прибавить решение адмирала Того встретить нас у о-ва Катцусима и рассуждения некоторых корреспондентов из Токио и Америки в разных шанхайских, гонконгских и манильских газетах, что в Цусимском сражении первый раз с успехом подвизались подводные лодки, что появился новый, могущественный фактор войны, с которым надо серьезно считаться в будущих морских столкновениях, то мне кажется, — вопрос об утоплении некоторых наших судов подводными лодками совершенно исчерпан и вполне доказан /…/ Я крепко убежден, что если бы мы столкнулись с японцами в открытом море (чего они больше всего опасались) или в таком месте, где не было бы их подводных лодок, то мы бы хотя сильно искалеченными, израненными и расстроенными, но все-таки доплелись бы до Владивостока.
К сожалению, нам никакого другого исхода не было, как только идти Цусимским проливом, но и тут мы, пожалуй, благополучно его миновали, если бы, воспользовавшись туманом или ночным временем, прошли бы наибольшим ходом. К несчастью, мы очень боялись миноносцев и нисколько — подводных лодок. В глазах начальства подводные лодки были нуль, ничто, «жалкие забавы каких-то глупых фантазеров» /…/